Иван Айвазовский (1817-1900)
. Взрыв турецкого корабля.
Картина была написана маринистом в Америке.



АЙВАЗОВСКИЙ

С этим мастером связана целая полоса моей жизни как коллекционера. С работы Айвазовского я начал собирать свою коллекцию и несколько лет посвятил изучению творчества замечательного русского мариниста. Мне удалось спасти несколько значительных произведений художника от безвестности и гибели. В послеблокадном опустевшем Ленинграде, когда новые люди въезжали в чужие квартиры – квартиры погибших от голода ленинградцев, многие произведения искусств, в том числе и полотна Айвазовского, постигла печальная участь. Обывателям и бескультурным людям было не до живописи – многим картинам грозила гибель. Иногда их выбрасывали на лестничные клетки и даже на помойки. Картины были черно-серыми от копоти блокадных печек, многие прошли испытание сыростью. Они совершенно теряли свой первоначальный облик и не походили на великолепные произведения искусства. Некоторые люди сами пытались отмыть потемневшие и грязные полотна – едким мылом и различными растворами. Картины порой скоблили ножами, наносили им неизлечимые травмы. А потом, увидев плоды труда своего, – выбрасывали картины на помойки. Некоторые люди после подобной промывки картин сами и реставрировали их. Покрывали «травмированные» места масляными красками, затем олифой или другим первым попавшимся лаком и вешали на стену. С течением времени эти самодеятельные реставрационные работы «вылезали» грязными блямбами на недомытых или перемытых картинах. Иногда доморощенные реставраторы так уродовали картину, что ее невозможно становилось узнать – она просто переставала походить на саму себя и на другие работы мастера. Такие картины, как правило, в конце концов привозили в мебельные магазины и просили оценщиков продать их за любую цену – чтобы только избавиться от них и от клопов, которые, как танковые дивизии, стояли насмерть во всех щелях рамы и подрамника. Многие же, изуродовав картину неумелой реставрацией и убедившись, что она не сможет украсить их быт, срывали полотно с подрамника и использовали его в хозяйстве. Я видел замечательные картины, которыми прикрывали бочки с водой. Видел картины, брошенные на пол в передней вместо тряпки. Я видел картины, порезанные на куски – этими кусками в блокаду люди забивали окна своих квартир из-за отсутствия стекол. Я видел большие картины, которые использовались для разделения комнаты, в которой жили две семьи. Я видел картины, хранящиеся в холодных, неотапливаемых, сырых чуланах и кладовках. Я видел картины, хранящиеся в протекающих во время дождя сараях и пристройках. Я видел картины в пыли и грязи чердаков. Люди не ведали, что творят! Печальная история произошла с известной картиной Айвазовского «Вид на Неву со стороны Петропавловской крепости». Однажды я зашел в магазин к Шибанову и застал его там рассматривающим огромную картину в очень плохом состоянии. На картине едва просматривались очертания Петербурга. В центре полотна была изображена Нева со стоящими на ней кораблями. Картина была очень плохо помыта в домашних условиях и поверх грязных лаковых покрытий замазана красками. Владимир долго обследовал картину, но брать на комиссию отказался. Притащили ее в магазин двое полупьяных бродяг. На вопрос, где они ее взяли, один из них ответил: «На лестничной клетке, кто-то выбросил из квартиры на Петроградской стороне». Бродяги, забрав полотно из магазина, остановились на углу Невского и улицы Герцена и стали совещаться – что же делать? На улице, в лучах заходящего солнца, картину можно было осмотреть лучше, чем в магазине, и я решил воспользоваться этим моментом. Я стал смотреть картину тут же, на улице. Она понравилась мне, и я почему-то решил, что это может быть работа Максима Воробьева – учителя Айвазовского. Тот часто писал виды Петербурга. Когда я заинтересовался полотном, эти «деятели» оживились и запросили такую сумму, что я задумался: стоит ли рисковать? Однако рискнул. Реставрировал картину хороший ленинградский мастер Ананий Борисович Блиндаров, заведующий реставрационной мастерской Русского музея. Он снял с полотна около полукилограмма реставрационных красок. И открылась одна из лучших видовых работ Айвазовского! При промывке на картине была найдена подпись «Айвазовский, 1845 год». Она была сделана красной краской на темно-коричневом бревне, которое было изображено плавающим в Неве на переднем плане картины. Выполнена работа была в розовато-голубых тонах заходящего солнца. Когда я стал интересоваться историей этой картины, то оказалось, что полотно было написано Айвазовским по заказу великой княгини Марии Николаевны, дочери Николая I. которая опекала Императорскую Академию художеств. Трижды картина была представлена на выставках. Какой же путь прошла она от дворца дочери Николая I до пьянчуг, которые принесли ее в комиссионку? Я рассказал эту историю Владимиру Александровичу и показал ему картину. Он был расстроен, хотя вида не показывал – ему было обидно, что ученик сумел распознать подлинную вещь, а учитель – нет. Я успокоил его как мог и все свалил на водку: – Меньше пить надо, голубчик! Нагружаешься до предела, так и родного папу не узнаешь, не только картину. Этот «выход» ему понравился, и Шибанов ответил: – Да, в тот день я был здорово на взводе... Он на меня не обиделся, и отношения у нас сохранились прежними. Разве что несколько ужинов в «Восточном» мне пришлось оплатить, чтобы компенсировать промах друга. ... Коллекционеры в послевоенное время делали большое и нужное для людей дело: они спасли от гибели тысячи картин. Обстановка на рынке была такова, что за копейки можно было купить картину великого художника. А значит – не только укрепить свою коллекцию, но и спасти произведения искусства. Эти картины долго еще будут доставлять людям радость и оставаться источниками познания искусства. Айвазовский привлек меня к себе как певец моря. Этот художник -не просто живописец, а поэт морской стихии. Его творчество основано на глубоких знаниях, он изучил море и его повадки досконально. Если на картине вы видите море и автором допущены ошибки в изображении движения волн, пены, то это – не Айвазовский! Художник никогда не ошибался, рисуя морскую пучину во время шторма: сочетание величины волн, расстояние между ними, характер пены на гребне волны, конфигурация волн – все это Айвазовский изображал на своих многочисленных картинах точно таким, каким оно было в жизни. Айвазовский тонко умел передать разницу между штормовой волной Балтики, Черного моря или Тихого океана. Я без особого труда определял по волне и ее тону, какое именно море или океан изобразил художник. Он улавливал самые тонкие нюансы, которые оставались незамеченными почти всеми знаменитыми маринистами мира. Черноморская волна на картинах художника резко отличается от балтийской. Она круче, а у основания и короче балтийской. Это понятно, ведь характер волны определяется во многом глубиной моря. Балтийская волна на полотнах Айвазовского всегда немножко «желтит» – в ней действительно есть примеси, дающие этот желтоватый оттенок. Черноморская же волна – темно-синяя, иногда даже черно-синяя, с бирюзовыми оттенками в хорошо освещенных местах. Шедеврами Айвазовского я считаю его прозрачные волны, когда гребень волны прорезает луч солнечного света. Здесь художник поистине бесподобен. Никто так не знал морской прибой, как Айвазовский. Мне приходилось видеть картины, на которых он изобразил сложнейшее соприкосновение волн во время приливов и отливов. Я искал погрешности и... не находил их. Я не хочу сказать, что Айвазовский был жалким натуралистом, слепо копирующим различные состояния моря. Я лишь восхищаюсь глубоким знанием художника: он не копировал море, а творчески писал его. Большое полотно, которое находилось в собрании Н. Котлова в Ленинграде, изображает морской штормовой прибой с огромными движущимися массами воды на переднем плане. Оно совершенно лишено погрешностей в изображении динамики волн. Это не фотография морского штормового прибоя, а обобщенный, осмысленный и трансформированный художником момент жизни моря. Мне, как моряку, больше всего нравились «штормовые» картины Айвазовского. И особенно те, где не было видно берегов, – одно беспредельное море... Характерно, что при написании многих своих картин Айвазовский детально разрабатывал центр картины, боковые же участки у него менее детализированы и часто даются под прикрытием низких туч и облаков. В «штормовых» картинах художника всегда прекрасно и тонко сочетаются две стихии – море и небо. Море Айвазовского – это зеркало неба. Однако Айвазовский был романтиком и воспринимал окружающую его действительность как поэт: по тональности море на его картинах ярче и сочнее, чем в действительности. Усиливая тональность, Айвазовский никогда не впадал, между тем, в излишнюю красивость. Далеко от натуры он не уходит, лишь придает волне своеобразный цветовой акцент. Картины Айвазовского, изображающие море в безветренном и спокойном состоянии, так же хороши, но в них нет размаха и безудержности морской стихии. «Штилевые» картины художника всегда ассоциировались у меня с изображением льва, который после сытой пищи сладко спит на солнышке. Но стоит зверю проснуться, зевнуть и показать клыки и глаза, потянуться могучим и гибким телом, – как сразу все меняется, лев из спокойного, мягкого животного превращается в грозного, неумолимого хищника. Я не искусствовед, и, возможно, мои впечатления не совсем правильны, точны и выражены языком непрофессионала. Я пишу лишь о том, что чувствую, когда вижу картины Айвазовского. Мне, например, очень нравятся композиции картин Айвазовского. Он никогда не перегружал свои полотна излишними деталями, множеством кораблей, что свойственно другим русским да и западноевропейским маринистам. В каждой картине Айвазовского много вкуса и меры. Все детали даны так, чтобы обратить внимание зрителя на главное – на состояние моря. Больше других из «штилевых» работ Айвазовского мне нравится картина, хранящаяся в Рижском музее. На ней изображены море и суша на переднем плане. Море очень спокойное, волна чуть обозначена у берега, где мягко лижет чистый прибрежный песок. На картине показано утреннее состояние моря, когда все залито лучами и теплом поднявшегося солнца. Само солнце уже высоко, на картине его нет, но свет и тепло, исходящие от него, пронизывают полотно. На втором плане на якоре стоит корабль, паруса его убраны. Вся картина решена в теплых розово-голубых тонах. Краски яркие, сочные, но в то же время ни одна из них не фальшива, не «вылезает» из полотна. От картины веет негой и теплом южного моря. Многие видевшие эту картину считают ее слишком «сладкой», а один человек назвал ее «фантиком для конфетки». Вкусы у всех разные, но если люди не понимают и не знают моря, они считают, что художник слишком приукрасил его. Я с таким определением не согласен. А картину воспринимаю как очень удачное и выразительное произведение Айвазовского. В 1952 году мне посчастливилось приобрести картину Айвазовского, очень близкую по сюжету и колориту к картине из Рижского музея. Радости моей не было границ, я сиял как ребенок. Несмотря даже на то, что Алексей Николаевич Савинов, тогда работавший в Русском музее, назвал картину «слишком слащавой». Картину хотел приобрести один из российских музеев, но из-за слащавости ее не рекомендовали брать на закупочную комиссию. Я был очень рад, что картину не взяли, и приобрел Айвазовского себе в коллекцию. Возможно, полотно это показалось искусствоведам слащавым потому, что они плохо знали состояния южных морей, яркость красок отпугнула. Они сочли, что колорит сильно приукрашен и неестествен. Однако это не так. Картина решена в тонах, близких реальному состоянию южного моря, подчеркивающих его красоту. Искусствоведы же силу цветового решения картины приняли за излишнюю красивость. Но ведь с таким же успехом можно назвать и картину «Девятый вал» «слащавой»! Она тоже написана в достаточно дерзких красках. Разве можно спокойно пройти мимо «Девятого вала»? Картина буквально приковывает внимание зрителя к себе, она чарует и заставляет запомнить ее навсегда. Много картин Айвазовского посвящены изображению ночного моря. В этих картинах художник, как правило, давал лунное освещение, часто изображал и саму луну. Центральным местом таких пейзажей является лунная дорожка, бегущая по волнам или по глади моря. Я не знаю, кто еще из художников так искусно, правдиво и так сильно сумел передать это состояние моря. Вспомните картину Айвазовского «Одесса ночью». Зрительным центром ее является лунная дорожка. Создается полная иллюзия движения волн. Они будто шевелятся на картине, выбегая на передний план, прямо к зрителю... Кроме ночного пейзажа с осликом (моей первой покупки), у меня было несколько картин художника с лунной дорожкой. Часто в таких пейзажах Айвазовский где-то вдали, на третьем плане, обозначал огонек костра, и это вносило в картину определенную интимность, оживляя морской пейзаж присутствием человека. В моем собрании была одна подобная вещь, и она мне нравилась больше других ночных пейзажей мастера. Иногда такой огонек был не пламенем костра, а факелом на шлюпке с людьми, потерпевшими кораблекрушение, или отблеском света на рыболовецких шхунах, и даже – лампочками в иллюминаторах кораблей. Это маленькая деталь, пустяк, но этот «пустяк» иногда способен оживить всю картину. Особенно удавалось Айвазовскому изображение лунного неба над водой. Естественность и простота этой стихии в исполнении мастера всегда меня восхищала: ничего лишнего в рисунке облаков, все очень просто, никакой надуманности. Но именно в этой простоте – сила и убедительность художника. В картинах Айвазовского поражала меня и посадка корабля на воде. Особенно удавались мастеру израненные бурей корабли на тяжелой волне. Здесь Айвазовский реалист: корабль грузно «сидит» на волнах без мачт и такелажа, но еще сопротивляется напору стихии. Бушующие волны и корабль на полотнах мастера всегда воспринимаешь как реальность. Нет фальшивых нот, нет иллюзий, все очень жизненно. Коллекционеры из всех морских пейзажей Айвазовского обычно отдают предпочтение полотнам с изображением бурного моря. Каждый мечтает иметь в своем собрании «дневного» и «бурного» Айвазовского. Затем ценятся дневные «штилевые» работы, и уже как бы третьим сортом считаются ночные пейзажи художника. Характерно, что и по стоимости картины мастера оценивались в комиссионных магазинах в перечисленной мною последовательности. Владимир Шибанов, например, строго придерживался этой градации при оценке картин Айвазовского. Меня это возмущало, и мы часто спорили по этому поводу. – Так было всегда, Борис Николаевич, и не мне ломать традицию. До революции тоже ценились дороже всего бурные марины Айвазовского. Бурный «Айваз» – есть бурный «Айваз», его все любят, и на него большой спрос! Возможно, это было и так, но я этого принципа не придерживался и собирал все виды марин Айвазовского, в каждой из них находя свою прелесть. Айвазовский очень хорошо владел техникой письма на мелованной бумаге. Мелованная бумага – это обычный плотный лист, загрунтованный тонким ровным слоем мела, разведенным на рыбьем клее. Айвазовский наносил морской пейзаж карандашом, растирал штрихи до тонких теневых контуров, и после этого наносил скальпелем пену, «обнажая» меловую основу бумаги. Рисунки на мелованной бумаге отличаются большим мастерством художника и всего двумя тонами тонко передают состояние моря. У меня в коллекции было несколько работ мариниста, выполненных в такой технике. Акварельных работ Айвазовского я встречал очень мало. В моем собрании было четыре акварельных марины художника, но они (и те, которые я видел у других коллекционеров) были выполнены на основе гуаши, то есть ко всем краскам мастер добавлял белую гуашь. Эта добавка придает акварелям Айвазовского особую мягкость в переходе от тона к тону, необходимую для изображения моря и неба. Мазков почти не видно. Видимо, Айвазовский писал свои акварели на мокрой бумаге и предварительно всю ее покрывал легким слоем белой разведенной гуаши. Акварели Айвазовского поражают, в первую очередь, своим колоритом. Цвет дан настолько сильно и смело, что эти работы художника выглядят несколько ярче картин, выполненных в масляной технике. Длительное время я собирал картины Айвазовского. В моей коллекции было около тридцати работ художника, выполненных в различной технике и изображающих различные состояния моря. Я и сейчас очень высоко ценю творчество Айвазовского, предпочитая его всем маринистам прошлого века. Тончайший знаток моря, изучивший все повадки и нравы стихии, художник этот добился своей цели: море живет в его картинах. * * * Как и всякого великого художника, Айвазовского подделывали множество раз. Безо всякого преувеличения заявляю, что на каждого подлинного Айвазовского приходится несколько фальшивок – красивые и дорогие картины всегда привлекали искателей легкой наживы. Известны имена художников, которые «приумножили» творческое наследие Айвазовского. Я встречал картины Круговихина, раннего Лагорио, раннего Боголюбова, Романова, Н, Иванова, переделанные в картины Айвазовского. У Айвазовского было много учеников, которые писали, подражая манере учителя. Сейчас их картин не встретишь – все они давно уже «ходят» за Айвазовского. Именно поэтому к картинам великого мариниста всегда следует подходить с особой осторожностью. Крайне редко встречаются и копии с картин Айвазовского, на большинстве из них давно уже стоят фальшивые подписи самого мастера. При атрибуции подобных картин всегда следует обращать внимание: – на район подписи. Необходимо детально изучить в ультрафиолетовых лучах подлинность подписи, места починок и заправок; – на общее написание картины, на мазок, на мельчайшие детали такелажа корабля, на построение волны, движение ветра и так далее. Малейшая неточность или несоответствие действительности должны вызвать тревогу. Скидок при атрибуции не должно быть, так как Айвазовский в своих работах погрешностей не допускал. А копиист, даже самый хороший, обязательно ошибется, особенно в мелочах. Наши искусствоведы к работам Айвазовского относятся без должного внимания, считая его второстепенным художником и не учитывая, что Айвазовский пользуется мировой славой и он – один из самых дорогих русских художников. Спрос на картины Айвазовского среди коллекционеров всегда велик, его картины в комиссионных магазинах раскупаются мгновенно. Я помню, как один ленинградский коллекционер получил при обмене фальшивую картину Айвазовского. Он хотел ее разменять – никто не берет; он хотел картину продать через комиссионный магазин – не взяли. Тогда он решил ее выбросить. Но в самый кульминационный момент борьбы собирателя с фальшивым Айвазовским на помощь коллекционеру пришел его близкий друг. Узнав о том, какое решение принял собиратель, приятель рассмеялся и в шутку предложил сдать картину на закупочную комиссию в Русский музей. Что же вы думаете? Закупочная комиссия приняла полотно, оценив его в несколько тысяч рублей (в старом масштабе цен), и приобрела для одного периферийного музея. Не стоит называть город, где эта картина выставлена и по сей день. Не стоит называть и фамилию искусствоведа, благодаря которому подделка была приобретена. Дело здесь не в конкретной личности, а в общем отношении искусствоведов к Айвазовскому. Я думаю, что давно пришло время «очистить» творческое наследие Айвазовского от той накипи и плесени, которая прилипла к нему. Иначе любители живописи получат совершенно неверное представление об этом маринисте международного класса. Пусть не думает начинающий коллекционер, что заполучить в собрание картину Айвазовского – не проблема. Запомните: подлинных Айвазовских на рынке картин мало, и приобретение подобного полотна – это своего рода сенсация.