  
Памяти Семёна Львовича Арии
Права человека в России
25/11/2013
 На 91-ом году жизни скончался известный российский адвокат Семен Львович Ария. Участник многих громких судебных процессов, он защищал и диссидентов в советскую эпоху, в новейшие времена – "Новую газету". Дина Исаковна Каминская, Софья Васильевна Каллистратова и Борис Андреевич Золотухин уважали и высоко ценили Семёна Ария. В 1960-1970-е, он, безусловно, входил в первую пятерку защитников по политическим делам в СССР.
Семён Львович Ария родился в 1922 году в семье инженера Льва Семёновича и его жены Иды Соломоновны. Детство провёл в Харькове.
После окончания средней школы в течение года учился на мостовом факультете Новосибирского института военных инженеров транспорта.
В годы Второй Мировой войны был призван в армию в Харькове, окончив курсы 19-го учебного танкового полка в Нижнем Тагиле, стал механиком-водителем танка, воевал в штрафбате, был разведчиком дивизиона гвардейских минометов.
В 1942 году штрафной взвод, в составе которого воевал рядовой Ария, был брошен на минные поля, чтобы засечь огневые точки. Командир знал про мины и спас Арию командой, а на следующий день был за это расстрелян.
 Семен Ария участвовал в боевых действиях на Северном Кавказе, Кубани, Украине, в Болгарии, Венгрии, Австрии, старший сержант.
Был дважды ранен. Написал книгу воспоминаний "Штрафники. Про Войну: Повествования", по которой Максим Осипов поставил одноименный аудиоспектакль.
После войны, в 1947-м экстерном окончил Московский юридический институт. С 1948 года – адвокат Московской областной коллегии адвокатов (с 2002 – Адвокатской палаты Московской области).
Среди его клиентов в разные годы были Андрей Сахаров, Роман Кармен, Ролан Быков, Наталья Фатеева, Василий Ливанов, Александр Минкин, Борис Березовский, Иван Федотов и другие. Защищал в уголовных процессах председателя Верховного суда Узбекистана, хозяйственников, финансистов, адвокатов.
Был защитником ряда диссидентов в 1960–1970-е годы (на процессах в Москве, Ленинграде, Горьком, Риге, Харькове).
В частности, в 1968 году на процессе известных диссидентов А. И. Гинзбурга и Ю. Т. Галанскова защищал машинистку Веру Лашкову, печатавшую статьи основных обвиняемых.
В 1970 году на процессе по так называемому «самолётному делу» (о попытке группы евреев-отказников угнать самолёт, чтобы получить возможность эмигрировать в Израиль) защищал обвиняемого Иосифа Менделевича, приговорённого к 15 годам лишения свободы. В кассационной инстанции (Верховном суде РСФСР) благодаря активной позиции, занятой адвокатом, срок был снижен до 12 лет.
Одним из получивших известность уголовных дел, в котором в качестве защитника участвовал Ария, было дело актрисы Валентины Малявиной, обвинённой в убийстве своего гражданского супруга артиста Станислава Жданько. Первоначально суд, в котором Ария не участвовал, признал Малявину виновной и приговорил её к 9 годам лишения свободы. Ария убедительно отстаивал версию о самоубийстве Жданько – по его просьбе была проведена серия испытаний на биоманекенах, подтвердившая его точку зрения. Однако новый суд принял компромиссное решение – пересмотреть приговор, но лишь снизив его до пяти лет лишения свободы. Однако новый приговор открыл возможность для скорого досрочного освобождения осуждённой.
Во время одного из уголовных процессов («дело Журиной») смог доказать, что зуботехнические изделия и вообще бытовые изделия из драгметаллов не могут рассматриваться как валютные ценности, что было подтверждено пленумом Верховного суда СССР.
Награждён орденом Отечественной войны I степени, медалями «За отвагу», «За победу над Германией», «За взятие Будапешта», «За взятие Вены», орденом Почёта и золотой медалью имени Ф. Н. Плевако (1997).
* * *
Интервью "Новой газеты" с Семеном Львовичем Ария в мае 2007 года
Сергей Асриянц:
У нас в гостях Семён Львович Ария, я буду представлять его всё таки так: фронтовик, заслуженный юрист Российской Федерации, известнейший юрист нашей страны.
Семен Львович, приближается годовщина окончания войны, победы в этой войне. Я не буду Вас спрашивать об этом, потому что многие читали прозу Вашу военную, там очень много смешного. И даже где-то я прочитал, как Вы рассказывали о случае, когда ехали где-то с водителем и зачитывали ему часть из какого-то произведения, он просто гоготал в голос. Где-то у Вас я это прочитал, нет? Я ошибаюсь? Во всяком случае, очень много там смешного, очень всё легко написано. Я даже не знаю, что о войне спрашивать, просто о войне всё время говорят, говорят и говорят, на протяжении 62-х лет. На самом деле, насколько было перемешано в то время смешное, трагическое, и в какой это пропорции находилось. Во время, когда вы служили, в том числе и в штрафбате, наверное, это страшнейший был период?
Да, конечно. В общем, вероятно, в такой же пропорции смешное было как на войне, так и в мирной жизни тоже. В жизни тоже то и дело появляются какие-то поводы улыбнуться, иногда даже для того, чтобы засмеяться. Там были те же люди. И поэтому они тоже и улыбались и смеялись в той же пропорции, как и до войны. А вот что касается трагического, то оно возникало достаточно часто, и оно накладывало отпечаток на всю, так называемую, жизнь, которая там шла, на фронте, на войне.
63-я годовщина Победы. Интересно, мне лично интересно, не знаю, не буду за всех говорить – Вы живёте все эти годы с теми временами, с воспоминаниями о них? Какой вообще период времени, после того как Вы вернулись с фронта, Вы жили под впечатлением тех лет?
В общем, в принципе, с воспоминаниями о войне не расстаешься. Это не значит, что это постоянно и повседневно. Они приходят иногда, когда появляется повод для этого, эти воспоминания приходят, и в отличие от людей, которые не были на фронте, для участника войны эти воспоминания наполнены какой-то конкретикой. Вспоминаются люди, которые были рядом с тобой, люди, которые были и погибли там, иногда рядом с тобой погибли. Вспоминаются твои собственные моменты, когда ты мог погибнуть и не погиб, по воле судьбы. Всё это периодически приходит, но сказать, что это заполняет жизнь нельзя. Жизнь есть жизнь, она течет, но где-то в подсознании она присутствует всё время, эта война.
После возвращения Вы сразу взялись за дело? За то дело, которым Вы сейчас занимаетесь?
Сразу. Без паузы.
А чем обусловлен был выбор профессии?
Выбор профессии был обусловлен тем, что, в общем-то, мысль об этой профессии у меня возникала ещё в последних классах школы. Мне случайно попались сборники речей дореволюционных адвокатов. Известных, российских. Я читал эти сборники увлечённо, потому что меня поразила способность этих людей излагать свои доводы с железной логикой, образным языком, с насыщенными, яркими примерами. Я увлеченно читал эти речи, в том числе и речи Плевако, Андриевского, и так далее, и поэтому мысль подобная была уже тогда у меня. А когда я вернулся с войны, то у меня были факторы, которые заставляли меня получить образование и начинать быстро зарабатывать. Я приехал в Москву, у меня было очень тяжёлое материальное положение, не было ни жилья, ни заработка, ни имущества, не было ничего. Мне нужно было быстро получить высшее образование. Я увидел, что единственная профессия, которой можно овладеть в экстернате, быстро, это юриспруденция. И, действительно, я окончил Московский юридический институт экстерном.
За сколько лет?
За год. Тогда в экстернате можно было записывать в сессию сколько угодно экзаменов. Я записывал 10-12 экзаменов и умудрялся за счет бессонных ночей, за счет упорного сидения в библиотеке, подготовить и сдать все эти 10-12 экзаменов.
Тогда у Вас уже была семья или нет?
Нет, была мать, которую нужно было кормить, потому что она была нетрудоспособна.
А внутри профессии с широким названием «юрист», как у Вас получился выбор адвокатской стези?
Это по призванию. Мне предлагали пойти в следователи. И в Комитет Госбезопасности меня звали. В частности потому, что я знал прилично язык и меня использовали, после окончания войны, для перевода немецких архивов в Австрии, в Вене. Меня и туда приглашали. Но мне нравилась адвокатская работа. Но, кроме того, мне не нравилась работа под командой. Адвокатура была избавлена от всего этого, и поэтому я пошел в адвокаты.
Скажите, в каком году Вы начали адвокатскую практику?
Я стал стажером Московской областной коллегии адвокатов в 1947-м году. И с 1948-го года я был уже членом коллегии адвокатов.
Послушайте, ну это же годы известные своей репрессивной наполненностью, то есть это, практически, некое повторение конца 37-х. Весьма любопытно, а чем таким был адвокат в те годы, при той ситуации?
Я должен сказать, что общая судебная система, в те годы, работала нормально. И те кошмарные веяния, которые вы упомянули, они ощущались, в общем-то, в области политических дел. Преследований политических противников, которых не было по существу, и которых выдумывали. Все эти карательные мероприятия распространялись на людей искусственно сделанных врагами и преступниками. Но в общей сути, в судебной системе, суды функционировали нормально. И поэтому адвокаты вполне могли работать, к ним прислушивались. Я как раз, несколько дней тому назад, должен был признать, в ответ на заданный мне вопрос, что, как мне кажется, в те времена судебная система работала лучше, чем сейчас, как это ни поразительно.
Да?..
Сейчас невероятно изуродована работа судебной системы. А тогда она была нормальной и спокойной.
А Вы вели какие дела в основном? Гражданские?
Я работал в Московской области. То есть я работал в маленьких поселках, в маленьких регионах. Там адвокат не мог себе позволить роскоши специализироваться только в области уголовных или только в области гражданских дел.
Такой земский адвокат…
Да. Там сидели три-четыре адвоката и поэтому они были универсальными специалистами. Они вели и гражданские дела, и уголовные дела самого различного профиля. Те дела, которые проходили через суды, они и занимались ими, и на достаточно приличном профессиональном уровне.
В Москве потом Вы начали работать. Просто есть вопросы. Где-то, видимо, человек нашёл перечисление всех дел, многих дел, самых известных, поскольку там известные люди были, и он задает вопрос – Ролан Быков и Василий Ливанов за что судились? Или это были гражданские дела? Вы вели эти дела?
Вел. В отношении Быкова. Поскольку его, к сожалению, уже нет, я свободен от строгого соблюдения адвокатской тайны. Я могу сказать, что Быкова никто не судил. Быков был моим клиентом по делу Малявиной. Актрисы Валентины Малявиной, этим делом я занимался.
А что за дело было? Напомните, его могут не знать.
Валентина Малявина была достаточно известной актрисой в театре имени Вахтангова, её судили по обвинению в убийстве её гражданского мужа, Стаса Жданько, который тоже был артистом этого же Вахтанговского театра. Он был убит, её судили и дали ей 9 лет за убийство. Я в это время в деле не участвовал. А потом Быков и журналистка Чайковская Эмма Георгиевна, и Сергей Козлов, поэт, автор-сказочник, автор достаточно известной сказки «Ёжик в тумане», пригласили меня для того, чтобы я занялся этим делом. Как говорится, в порядке надзора. Поэтому Быков был моим клиентом. У него на квартире неоднократно происходили совещания на эту тему. И с этого момента я занялся делом Валентины Малявиной. Вот каким образом Быков оказался в кругу моей профессиональной деятельности. А что касается Василия Ливанова, то дело его было гражданским. Содержание этого дела касалось авторского права. Сообщать содержание этого дела считаю излишним и, вероятно, неправильным.
Да, тут речь не ведётся о содержании этих дел, хоть вскользь скажите, просто о самих людях. На самом деле, вот перечень даже у нас есть. Так там, в перечне, имена Андрея Сахарова, Романа Кармена и Петра Якира.
Со всеми этими людьми я контактировал, у некоторых из них это были их дела, а некоторые были просто моими клиентами по другим делам, которые я могу называть, в принципе.
Нет, просто интересны сами люди, сами встречи с этими людьми.
Да, действительно, это очень интересно.
Можно ли остановиться на каких-то подробностях Ваших встреч, может быть каких-то нюансах, ну, скажем, с Андреем Дмитриевичем Сахаровым?
Относительно Андрея Дмитриевича Сахарова. Андрей Дмитриевич Сахаров был в кругу моей деятельности, если можно так выразиться, дважды. Один раз он был слушателем, то есть он сопровождал то дело, которое я вел на протяжении двух процессов. И он, и Боннэр, сидели в зале в качестве слушателей в зале, в который никого не впускали кроме отобранной публики. Но Сахаров, который в это время носил ещё свои три звезды, пропускался конвоем беспрепятственно. Они шарахались от этих трёх звёзд, и поэтому он с женой туда беспрепятственно проходил. Я занимался в этот период времени так называемым «самолётным делом». Это было дело в Ленинграде. Там судили за попытку захвата самолёта большую группу евреев-отказников.
Это какой год?
Ой, дай Бог... Наверное 68-й – 70-й год, в тот период времени. Значит, это были отказники, которым неоднократно отказывали в разрешении на выезд в Израиль. Кончилось это тем, что они организовали группу по захвату самолета. Пытались вылететь таким манером. Их судили в Ленинграде, а потом судили в Москве, во второй инстанции Верховного Суда. И там, и здесь, в зале присутствовал Андрей Дмитриевич с женой. Повторно Сахаров контактировал со мной уже в качестве клиента по делу своей дочери, которую привлекали к уголовной ответственности за, якобы, участие в злоупотреблении служебным положением. Он обратился ко мне с просьбой, чтобы я принял на себя защиту его дочери, и я некоторое время занимался этим делом. Потом это дело благополучно прекратили. На этом мои контакты с Сахаровым закончились. В этот период времени он был у меня на консультации здесь, в областном суде, мы с ним говорили. Я его обращение ко мне, особенно сейчас, воспринимаю как примечательный момент в моей жизни, потому что я говорил лично с человеком, который вошёл, безусловно, в историю России.
Безусловно. И Советского Союза тоже.
Прочно и надолго.
Второй контакт тоже был в то время, когда он ещё носил три звезды? Или уже после того?
Нет, ко мне он уже приходил без звёзд, вместе с женой. И более того, мне недавно напомнил мой коллега, который был тогда заведующим областной консультации, Владимир Андреевич Аверин, он мне напомнил, что когда Сахаров ушёл, он подошёл ко мне, Аверин, и сказал – Семён Львович, это у Вас сейчас Сахаров был? Я сказал – да. Он ответил – Вы знаете, когда я его узнал, у меня появилось желание убежать и спрятаться под лестницей. Сахаров был уже тогда преследуемый человек.
Вот скажите, то, что Вы сейчас рассказали, нюанс, с общефилософской точки зрения, это примета времени или примета конкретного человека?
Что именно?
Вот то, что человек испугался и собирался спрятаться.
Это была примета времени, конечно. Это было накануне высылки Сахарова в Горький.
Хорошо, тогда скажите мне такую штуку – а адвокат избавлен от этих примет времени? Вот приходит к Вам Сахаров. Вам не хочется почему-то прятаться под лестницей?
Ни в какой степени, это зависит от подхода. В тот период времени, когда Аверину захотелось спрятаться под лестницей, я был уже адвокат, активно задействованный по диссидентским делам. Я входил в очень небольшую обойму адвокатов, которые защищали диссидентов. И поэтому я уже имел «мозоли». Более того, участие в этих делах, и связанный с этим риск, создавал ощущение адреналина в крови.
А могло ли быть так и, вообще, были ли попытки, намёки на то, что за занятия какими-то определёнными делами Вас могли бы просто попросить, то есть лишить лицензии. Как тогда всё выглядело?
Да, тогда такого рода возможность не исключалась и деликатность для адвокатов состояла именно в том, чтобы найти ту самую грань, переход через которую повлёк бы за собой уже драматические последствия. Так как это произошло с Борисом Золотухиным, который перешёл эту грань, сидя в одном процессе со мной, кстати сказать. А умение найти эту грань, и не перейти её, вот это и создавало ощущение... Адреналиновое ощущение, если его можно так назвать. Поэтому, кроме ощущения, что ты выполняешь свой гражданский долг…
Это правда, то что Вы говорите, то есть, это – прочувствованная позиция?
Несомненно, это присутствовало всё время. Кроме ощущения, что ты выполняешь свой гражданский долг, тут было ещё ощущение альпинистского характера. Риск, связанный с профессией, которого ты мог бы в принципе избежать, но ты идёшь на него.
Давайте ещё по фамилиям. Просто, даже интересно, как могло быть что-то связано с Романом Карменом в плане юридическом?
Вот что связанно было с Романом Карменом. Я уже не помню, это было начало 60-х годов, то ли это конец 50-х. Ко мне обратились родственники известного коллекционера картин, Трескина, дело которого рассматривал верховный Суд РСФСР по первой инстанции, которого осудили по обвинению в хищении и спекуляции картинами. Он ещё с довоенных времён был очень известный коллекционер живописи. Его посадили, потому что это был период, когда КГБ проводил компанию по изъятию коллекций. Вот сейчас, например, при музее имени Пушкина существует, я не знаю самостоятельно или при нём, музей Тропинина.
Музей частных коллекций Вы имеете в виду?
Нет, я думаю, что музей Тропинина – это отдельный музей. Значит, весь этот музей Тропинина был создан на основании собранной коллекционером Вишневским, по чердакам и помойкам, картин Тропинина. Феликс Евгеньевич Вишневский был знаменитый коллекционер. Он давно умер, но имя его до сих пор ещё в среде коллекционеров известно. Он находил поразительные картины в самых неожиданных местах. И вот он собрал 26 картин Тропинина, к моменту, когда в российских запасниках были всего две картины. Он нашёл 26 полотен. И к моменту, когда КГБ начал эту компанию по изъятию картин, он пришёл и отдал всю свою коллекцию. После того, как ему сказали «или – или». И он отдал свою коллекцию. Это ограбление в «Известиях» наименовалось так: «Дар старого коллекционера». Человека, которого просто ограбили. Вот к этой же когорте коллекционеров принадлежал Трескин Валентин Владимирович, Как точно его звали, я не помню сейчас, но Трескин. Его дело было отделено от дела генерала Крюкова и Руслановой. Сначала их арестовали всех вместе. Потом дело Трескина выделили, потому что Русланову ведь судили тоже за картины.
Лидию Русланову?
Да, Лидию Русланову. А потом дело Трескина выделили в отдельное производство и меня пригласили для того, чтобы я его защищал. Моими клиентами были Игорь Ильинский и Роман Кармен. Они ко мне приходили, они за него болели. Когда он был осуждён, они добились его помилования. Я им составлял все эти ходатайства, бумаги. Они ездили к нему и в лагерь, в Тулу. После того, как он отсидел года полтора, они добились, с помощью отставного Микояна, Микояна они подключили к этому, они добились его помилования. Вот таким образом с Карменом я тоже имел в то время контакты. Конечно, все эти контакты не имели личного привкуса, они были сугубо деловые, но они были. И они тоже оставили определённый след в моей памяти, и в моём сознании. Потому что дело было необыкновенно интересным, очень интересным было дело.
Долгим?
Достаточно долгим было, да. Дело было большим по объему и потому долгим.
Ну, а Петр Якир?
Петр Якир был чрезвычайно яркой фигурой в диссидентском движении. Чрезвычайно яркой фигурой. Вам известна такая фамилия Подрабинек? Он, по-моему, публиковался в «Новой Газете».
Да, конечно известна. Он публиковался и публикуется в «Новой газете».
Я его не видел лет тридцать, наверное. Но в Лондоне однажды меня с ним познакомили, я вспомнил эту фамилию и сказал, что Вы из кругов Пети Якира. Он сказал – нет, я позже был. Тогда я вспомнил, что, действительно, Петя был раньше. Петя стоял у истоков диссидентского движения. Он был центром, вокруг которого сосредотачивались и циркулировали люди, которые приобрели наименование диссидентов. И он вел очень активную работу. И когда их, или большую их часть пересажали, то взялись за него. То есть я имел с ним контакты, как с клиентом, задолго до того как его самого привлекли к уголовной ответственности. А потом его и самого арестовали. В этот период времени я с ним, к сожалению, контактов не имел, потому что его там сломали. Сломали угрозой того, что у него будет не «антисоветская агитация», а «измена Родине». И тут он стал вести себя не должным образом.
«Измена Родине» – это вплоть до высшей меры?
Да. В тот период времени это было вплоть до высшей меры. И там произошел момент, который имел для меня довольно существенное значение. Петя прислал ко мне тогда людей с просьбой, чтобы я принял его защиту. Это был Юлий Ким, который был его зятем. И он пришел, естественно, со своей женой, т.е. с дочкой Петра. Они мне передали его просьбу, и я дал согласие на это. И спустя некоторое время, через Московский комитет партии, из этого ведомства, было сообщено в коллегию адвокатов о том, что они категорически возражают против того, чтобы я принимал эту защиту. Я был неудобный адвокат по этому делу. Потому что у меня была определенная манера защиты, определенная степень активности в этих делах и, по-видимому, они сочли, что я им эту кашу, которую они заварили с Петей, могу испортить. В общем, они передали, что я им абсолютно нежелателен. И адвокатское руководство поставило передо мной вопрос, чтобы я аннулировал это поручение. Я был вынужден это сделать. Потому что в принудительном порядке я участвовать в таком деле не мог. Петя Якир был очень яркой личностью. Он быстро вышел именно по той причине, что «там» начал играть не на том инструменте, на котором следовало. И быстро спился на той же почве.
От осознания всего этого…
Да. Но он, когда вышел, оказался в атмосфере полного отчуждения, от него все отшатнулись. И он спился, быстро.
Вопросы у нас здесь существуют общего характера, они весьма интересны. Давайте немножко поменяем тему. Вернее не поменяем, а отойдем от конкретных фамилий и конкретных людей. Вопрос сформулирован так. «Что делает юрист в стране, где нарушаются, или могут быть нарушены любые законы?». Я бы наверное немного по-другому задал бы вопрос. Что такое адвокат в стране, где нарушаются законы? Или как сформулировал автор «могут быть нарушены любые из них?» Как работать адвокату в нынешней ситуации, в сегодняшней стране? Вы, кстати, упомянули вскользь, что в те годы, в конце сороковых, судебная система работала четко и налажено. А сейчас?..
Я не могу сказать, что она работала четко и налажено. Она работала, она функционировала. За исключением узкого круга дел, в которых партийные органы имели свой интерес. За этими рамками работала система нормально.
А нынче что из себя представляет судебная система? Как в этом, нынешнем поле сложившемся, я не знаю, как его назвать, правовом, как работается адвокату? Что такое, вообще, адвокат в сегодняшней ситуации. Грубо говоря. Потом к конкретике перейдем.
Я не берусь давать общую оценку работы судебной системы России. Это было бы слишком самонадеянно с моей стороны. Я могу судить только по тем делам, которые попадали, до последнего времени, в круг моей работы, моей деятельности. По этим делам я бы мог согласиться с автором вопроса. В части того, что у нас в правосудии не все, мягко выражаясь, слава Богу. По делам, которые считаются одиозными, т.е. по делам, к которым, по мнению судей, проявляется интерес высшей властью рассчитывать на правильный подход и на объективность не приходится. Здесь действует правило флюгера. К сожалению, я это должен признать. То есть элементарно допускаются грубые отступления и от объективности в оценке доказательств, и от способа применения закона. Как это ни печально, но это так. И потому по этому кругу дел, которые были в поле моего зрения, адвокату работать крайне тяжело. Подчас испытываешь чувство глубокого унижения и обиды не только за свою профессию, но и за закон, который попирается, о который ноги вытирают. И пока это не пройдет, пока корпус судейский не станет целиком и полностью ощущать свое достоинство человеческое, и профессиональное, толку тут не будет.
А как это возможно?
А черт его знает, как это возможно. Я не знаю.
В нормальных, цивилизованных странах, насколько мне известно, суд не является составной частью государственной машины. Т.е. эта некая автономная организация.
Вы знаете, к сожалению, тут есть факторы, которые не зависят ни от верховной власти, ни от руководящих деятелей правосудия. Это мой личный взгляд и, может быть, было бы слишком смело его декларировать, но существует фактор, который мешает нормализации работы правосудия. И он значительно шире суда, прокуратуры и так далее. Я Вам скажу на примере ситуации с дедовщиной. Это больная тема для армии. И когда обсуждали вопрос, почему она прижилась в армии, и вообще существует, Президент однажды сказал о том, что корни дедовщины нужно искать не в армии, но в стране и в народе. Вот это довольно емкое выражение в действительности означает, что дедовщина это не порождение дефектов армейского воспитания, а это засевшее в гуще народа определенное духовное искажение. Вот народу в определенной степени присуща на сегодняшний день и жестокость в отношениях друг с другом.
Ну, Президент, конечно, молодец, что он такие вещи говорил. Но, как тут не вспомнить первый день Пасхи в 2004 году, когда тот же самый Президент, который все это говорил, посетил, так сказать, Храм Христа Спасителя и Патриарх Всея Руси первое, что сказал в этот день – поздравляю Вас с избранием на второй срок. И никто не воспротивился. Даже в религиозной среде. Святой праздник, и первое, что говорит Патриарх человеку пришедшему... Я уж не говорю о том, что толпа народная, та самая, где засело все это, стояла на расстоянии ста метров под охраной всех возможных служб на букву «Ф». С высоких трибун можно говорить все, что угодно, но, на самом деле, это искажение в них же и живет. Они же сами искаженные. А оттуда идет все. Скажите, Семен Львович, вот умозрительная ситуация… Есть судебная система. Кто-то ей, властные структуры, приплачивает, доплачивает и т.д. Ситуация: судья с каким-то опытом, 10-15 лет опыт, он мыкается, у него с жильем проблемы. И вдруг к нему попадает какое-то дело, скажем, дело Алексаняна, предположим. Я еще раз повторяю, я сейчас не конкретные вещи говорю, я просто представляю себе эту ситуацию. Ведь все знают, сколько стоит приличная квартира в Москве. До полумиллиона долларов. И человеку говорят просто – вот тебе квартира, ты должен принять вот такое решение.
Не в курсе дела.
И я не в курсе дела. Я просто рисую себе такую ситуацию, которая может быть на самом деле.
Какие полмиллиона долларов, Вы что, в самом деле. Значительно дороже.
Как человек на это предложение отреагирует? Он откажется, согласится? Это ситуация, которая, наверное, случается ежедневно в более мелких масштабах.
Случается, да, случается.
Как существовать?
Я хотел бы, во-первых, воспользоваться затронутой Вами темой для того, чтобы Вам сказать следующее. Я не участвовал в деле ЮКОСА, но я был плотно причастен к делу Бахминой, судьбой которой занималась и «Новая газета». В деле Бахминой я присутствовал в качестве консультанта защиты. Я составлял документы по этому делу, я это дело знаю плотно. Я считаю дело Бахминой лакмусовой бумажкой положения в правосудии. Это вопиющее дело. Во всех отношениях. Я не буду сейчас это дело анализировать, я скажу только одно. При полном отсутствии доказательств виновности, они высосали из пальца это обвинение, и посадили Бахмину. При наличии у нее двух маленьких детей. Более того, ей отказали в отсрочке исполнения приговора. Отсрочке, которая там прямо и обязательно должна была быть применена. Это было очевидным. И под давлением обстановки и атмосферы, а может быть и по прямому указанию свыше, судья дала ей ровно на 6 месяцев больше того, что можно было дать для того, чтобы можно было применить амнистию к ней. И, все-таки, её оставили ее за решеткой. И она сидит, и эти двое детей болтаются без матери, сиротами. Это совершенно возмутительное дело. Я уж не говорю о том, что там с юридической точки зрения полное безобразие. Вот это дело является достаточно выразительным. Не только дело Алексаняна. Я не затрагиваю всех остальных фигурантов этого дела, но это дело меня глубоко травмировало.
Хотел бы вернуться к тому с чего Вы начали. Что может делать адвокат в этой обстановке. Какую роль он играет? Как ему работать? Мы оставляем в стороне работу адвоката по гражданским делам, потому что там, собственно говоря, политика почти не присутствует и адвокат там вполне может проявлять и свою профессиональную подготовку, и умение оперировать законами, и так далее. Затронем вопросы уголовного правосудия. Необходимо иметь в виду, что, несмотря на устремление адвоката к так называемому «выигрышу дела», в действительности, у адвоката есть вторая функция, которая не учитывается. Человек, которого привлекают к уголовной ответственности, остается один на один с государством. Государство намерено разрушить его судьбу. Он не может быть один в этот момент. Рядом с ним должен быть человек, на которого он мог бы опереться как на советчика, как на моральную опору. И именно такую социально полезную и гуманную функцию выполняет адвокатура.
Как, хотя бы, связь с внешним миром.
Да. И эту гуманную функцию адвокатура выполняла не только при советской власти, а и за 2,5 тысячи лет до нее. Именно этим объясняется жизнеспособность адвокатуры и устойчивость этого института. Общество понимает, что без защитника в уголовном судопроизводстве нельзя, он необходим. И поэтому при любой обстановке, и любой политической ситуации, адвокатура будет социально необходима всегда. Это – первое. Второе. Относительно того, что может ли адвокат добиться отстаивания позиции, которую он занимает? Должен Вам сказать, что даже при самой устойчивой практике по каким либо вопросам, во все времена адвокату подчас удавалось добиться реализации своей позиции. Ваш покорный слуга в своей практике подобные случаи имел. И они греют меня. Я знаю, что это я сделал, своими руками. И хотя эти случаи у адвоката – это подарок профессиональный, подарок судьбы, но это те случаи, когда адвокат понимает, что живет и работает не зря. Поэтому даже в этих условиях успехи у адвоката бывают. И ради них стоит бороться. И третье есть. Ты испытываешь моральное удовлетворение, когда можешь в лицо судьям сказать, что они делают гадость. Понимаете? Испытываешь моральное удовлетворение. И когда ты видишь, что они потупили взор, то ты понимаешь, что до них дошло.
Бывают еще такие судьи, которые опускают взор?
Бывают. И достаточно часто.
Читаю вопрос от пользователя Serga. «Всех с праздником весны! По вашему мнению, Семен Львович, существует ли в судейском сообществе круговая порука? Насколько эффективно работают квалификационные суды в субъектах РФ, и что необходимо изменить в действующем законодательстве в целом в деятельности указанных органов, для объективного и рассмотрения жалоб граждан на незаконные действия судей, нарушения судейской этики и т.д. и т.п.?».
Насчет круговой поруки, я думаю, что как таковая она не существует, потому что для того чтобы допускать круговую поруку нужно исходить из того, что судейское сообщество это некая преступная организация, в которой существует взаимное выгораживание друг друга. Такого нет и быть этого в принципе не может. А вот понятие «корпоративной солидарности» в судейском сообществе есть, это существует. И вынос сора из избы, который, казалось бы, должен рассматриваться как санитарная мера, там не только не приветствуется, но может служить поводом для исключения человека из судейского сообщества. Примеры нам известны. А что нужно делать для того, чтобы навести порядок в работе квалификационных комиссий и правосудия... Было бы самонадеянным давать какие-то советы или строить планы по этому поводу. Это не моя миссия и не моя функция. Хотя определенные представления по данному поводу у меня есть. Но озвучивать эти представления, я считаю, было бы безответственным.
Хорошо. Тогда продолжу вопрос, вот в каком ракурсе. Ну не сам же Президент или Председатель Верховного суда сидит, если они вообще сидят и размышляют, как улучшить работу в той или иной области в стране, они же не сами придумывают механизмы. Они призывают профессионалов, собирают некий пул высокопрофессиональных людей и пытаются выработать новую стратегию. Не существует ли такого в юриспруденции? Не призывают людей, Вас в частности, помочь разработать некие базовые принципы, которые изменили бы положение?
Меня лично не призывают. Мне неизвестны факты призыва адвокатов в подобный пул или подобный круг людей. То, что существует стремление улучшить работу судебной системы, у руководства этой самой системы, я не сомневаюсь. Как это технически осуществляется мне неизвестно, поэтому прокомментировать что-либо в этой области я не могу. Я знаю только одно, что, например, личность председателя Верховного суда Лебедева Вячеслава Михайловича у меня вызывает глубочайшее уважение. Потому что все то, что я о нем знаю, свидетельствует о том, что это человек высоких моральных качеств и глубочайшего профессионализма. А в каких условиях он работает, и что определяет те или иные меры, принимаемые по его инициативе, мне, конечно, не известно. Что касается руководства Высшего Арбитражного суда во главе с Ивановым, то у меня представление совершенно другого свойства имеется о нем. И об уровне его профессионализма, и о его личных данных. Чего я не боюсь сказать, и открыто. Тяжелое впечатление оставляет все это. Давать какие-то обобщающие ответы и рекомендации я не стал бы.
Когда-то Феликс Эдмундович Дзержинский сформулировал, что такое чекист – холодная голова, чистые руки, горячее сердце. Что такое адвокат? Вы можете сформулировать – из каких качеств состоит адвокат? Настоящий адвокат.
Мне удалось выпустить несколько книжек, в которых я кое-чего выразил из своих соображений. В том числе там имеется публикация, которая называется «Беседы о профессии». В частности, о нравственных принципах адвокатской деятельности. Как мне кажется, там содержатся ответы на поставленные Вами вопросы. Что такое адвокат, как ему жить, и так далее. Ну, во-первых. Адвокат – это человек, который помогает члену гражданского общества, гражданину, в тех случаях, когда этот гражданин оказывается в конфликтной ситуации. Если вторая сторона этого конфликта тоже гражданин, то это означает гражданский спор. Тогда нужен человек, который мог бы быть советчиком, который может сказать, как закон относится к данной ситуации. Кто здесь прав, и кто не прав. По закону, и по справедливости. Потому что это далеко не всегда совпадающие понятия. Если же вторая сторона в этом конфликте государство, то тогда гражданин неизмеримо слабее своего противника. Ему нужен знающий помощник, то, что называется – защитник. Вот это и есть адвокат. Для того, чтобы осуществлять свою функцию, он должен пользоваться если не абсолютным, то, во всяком случае, достаточно высокой степенью доверия у гражданина, который к нему обращается. Это доверие может быть обеспечено человеческими качествами адвоката. То есть обращающийся к нему гражданин должен быть уверен, что перед ним сидит не просто специалист, но приличный человек. Или, еще лучше, «Человек». Это в первую очередь. Но, он должен обладать всей полнотой профессиональных знаний. Для того чтобы помогать не просто так, но квалифицированно. Вот адвокат и должен обладать этими свойствами. Именно в такой последовательности. Но, он должен, кроме того, обладать всей полнотой профессиональных знаний на сегодняшний день. Потому что отставать здесь нельзя. Наше законодательство настолько неустойчиво и нестабильно, что оно меняется повседневно. Это, кстати, одна из язв современного состояния законности в стране. Нет стабильной законности. Значит нужно успевать пополнять свои знания. Вот чем занимается адвокат и как он должен выглядеть. Это должен быть человек с полноценным юридическим образованием. Так я себе это представляю.
Вам не приходилось в практике отказывать людям в помощи? В особенности интересны те случаи, когда к Вам обращались люди, ведя которых Вы могли работать на свое имя? Такие, скажем, «брэндовые» фигуры. Вам не приходилось отказывать людям, потенциальным клиентам?
Конечно, приходилось. Такого быть вообще не может, чтобы не приходилось отказывать.
А чем Вы руководствовались? Это секрет? Не в каждом конкретном случае, но Вы могли отказать человеку подозревая, что там не все так чисто?
Прежде всего, это лежит на поверхности, если я добросовестный адвокат, то я должен был отказываться, и отказывался, если я понимал, что я занят довольно основательно, и что принятие этого дела повлечет за собой халтуру – и по одному, и по второму делу. Это нехватка времени. Причем, подобная ситуация была у меня вполне реальна буквально в последние годы. Когда я сидел в крупном процессе «Аэрофлота» и подряд был вынужден из-за этого отказаться от целого ряда очень заманчивых предложений.
«Заманчивых» в каком смысле?
Ну, например, заманчивое, и весьма перспективное, на мой взгляд, дело Иванькова. «Япончика». Мне предложили, ко мне пришли люди, которые меня упрашивали, уговаривали меня, чтобы я принял это дело. Но я сидел в это время в процессе по делу «Аэрофлота». И я был вынужден отказаться. Хотя я прочитал эти материалы и понял, что есть очень высокие шансы на оправдание Иванькова. Для имени профессионального это дело было очень выгодным. В смысле, получить оправдательный приговор. Я отказался. Бывали случаи, когда я был вынужден отказываться от дела по той причине, что я не хочу участвовать в деле подобного рода.
То есть по принципиальным соображениям.
Бывали такие дела. Называть я их не буду, потому что это означало бы определить мое эмоциональное отношение к персоналиям. Понимаете? А этого адвокат делать не должен.
Вы видели хоть один фильм советский, российский, о работе адвоката?
Да, один видел. «Защитник Седов».
Я не помню этого фильма.
Это блистательный фильм.
На Западе выходит, и выходило всегда, огромное количество фильмов об адвокатах. Некоторые из них весьма примечательны. Тот же «Адвокат дьявола», например. Там нет таких, может быть, это мое субъективное впечатление, принципиальных моментов. То есть там адвокат берется ради имени защищать всякого. Скажем, какого-нибудь крупного, известного всей стране, махинатора. Не только ради того, чтобы защитить его, но и чтобы получить имя себе.
Адвокат не должен отказываться от защиты человека только потому, что он считает, что эта фигура преступная, фигура аморальная и т. д. Право на защиту имеет всякий. Поэтому, исходя из этого, отказ от предлагаемой защиты не вполне совпадает с профессиональными обязанностями. Это как если бы врач отказался лечить раненного человека, потому что это заведомый и страшный бандит. Это близко к тому. Врач дает Клятву Гиппократа. Примерно то же самое у адвоката. Близко к этому. Но, в моей практике были некоторые фигуры, которые далеко не всякий согласился бы защищать. Совсем недавно я занимался защитой агента иностранной разведки. Не «дутого», а настоящего. Настоящего во всех отношениях. Хотя, казалось бы, это должно вызывать определенные эмоции.
Дело закончено?
Да, оно закончено. Как выразился мой подзащитный, «нам удалось достигнуть тех ограниченных целей, которые мы перед собой ставили». То есть его оправдали по значительной части обвинения. Я это отношу на счет того, что дело слушалось на очень высоком уровне, дело рассматривала Военная Коллегия Верховного Суда РФ, по первой инстанции. После того как он посидел года полтора в колонии, нам удалось добиться его помилования. Не без помощи вашего покорного слуги, который к этому делу тоже руку приложил. Хотя, с точки зрения моральной, конечно, и общение с таким человеком, и работа по этому делу, требует определенных компромиссов с самим собой.
Это, наверное, самый интересный вопрос во всем этом комплексе вопросов об адвокатах?
А куда деваться? Это твоя работа.
Баланс выигранных и проигранных дел важен? Он давит?
Баланс выигранных и проигранных дел всегда не в пользу адвоката. По целому ряду причин. Во-первых, в следственных органах и прокуратуре сидят не идиоты. Дела там отфильтровываются. Дела, где дефект доказательств прет, и налицо, они стараются в суды не передавать. Они себя тоже контролируют в этом отношении. В суды отправляются дела, где с доказательствами все более или менее в порядке. Одно это уже снижает шансы адвоката на успех. Если же начинается теоретический спор о том, как толковать закон в этом случае, тут у адвоката уже появляется больше шансов. А во-вторых, шансы адвоката снижаются еще и тем, что судьи стараются не раздражать «власть предержащих» своими оправдательными приговорами, или кардинальным изменением, а тем более развалом обвинения. Знаете, по-моему, у Евтушенко есть такой фрагмент:
Судья, судивший Галилея,
Был Галилея не глупее.
Он знал, что крутится Земля,
Но у него была семья.
Вот по этому принципу дело происходит. Этот фактор тоже, конечно, влияет на результативность дел и существенно понижает шансы адвоката на успех. Успех – это, вообще, подарок судьбы для адвоката. Это бывает чрезвычайно редко.
Как же тогда адвокат зарабатывает имя. Если баланс не в пользу адвоката?
Я Вам могу сказать, как адвокат зарабатывает имя. Это когда адвокат проиграет дело, а клиент, после окончания дела, обнимет его и целует за то, как адвокат это сделал. Это означает, что адвокат использовал все имевшиеся в деле шансы. И клиент это отлично понимает. Он видит, как адвокат работал, на каком уровне он это делал. Старался он или нет. Был ли он здесь профессором, или «шестеркой» ничтожной. Это клиент отлично видит. Есть адвокаты, которые рассчитывают на то, что клиент не заметит, что он халтурит и т.д. Клиент все замечает. Поэтому репутация адвоката зависит далеко не только от результативности.
Мы не можем этого не коснуться. Мы не можем, в окончании нашего разговора, не вернуться к этой теме. Канун 9-го мая. Сейчас девушки из web-редакции делают опрос. Людей на улицах города спрашивают. Я Вам задам тот же самый вопрос. В той же форме я Вам не могу его задать, поэтому короткая преамбула. Вы практикуете до сих пор как адвокат? Или уже нет?
Формально практикую, но, фактически, участия в делах не принимаю.
Я задаю простой вопрос, простите за прямоту. Вы, кроме пенсии и ветеранских, получаете какой-то дополнительный доход?
Конечно.
Не все же ветераны войны в таком положении. Единицы, как Вы, сохранили блеск в глазах. Основная масса ветеранов, к сожалению, в особенности не московских, тянет тяжелейшую лямку этой жизни, не имея возможности не только, как ветераны на Западе – путешествовать по миру и жить припеваючи, они еле сводят концы с концами. И вот на улице мы людям задаем вопрос: «Что нужно сделать для ветеранов?». Достойно ли они живут? И что нужно делать для того, чтобы это идиотское положение исправить?
Вы знаете, каков размер пенсии, которую получает на сегодняшний день инвалид Великой Отечественной Войны?
Нет. Я думаю, что мизерна, но не знаю.
Я инвалид войны. Я получаю 17 тыс. рублей. Это большая пенсия. Я не могу сказать, что эта пенсия может обеспечить высокий уровень жизни. Но жить на эти деньги уже можно.
А лекарства, которые необходимы инвалиду…
В какой то степени их дают бесплатно, но не полностью. Все лекарства, которые мне сейчас нужны, мне не дают. Но, в значительной степени, они меня выручают. Это, кстати сказать, тот плюс, который можно отнести на счет деятельности двух президентов регулярно повышавших пенсии участникам войны.
Это, все-таки, не московские доплаты, это чисто федеральные пенсии.
В названную сумму входит, конечно, еще и московская доплата. Теперь о том, что нужно делать для того, чтобы улучшить положение ветеранов. Я, так сказать, не полностью владею этим материалом, но, мне кажется, что страна, которая может позволить себе иметь столь грандиозный стабилизационный фонд, может позволить себе иметь и обеспеченных ветеранов тоже. Доходы, получаемые страной за счет нефти, позволяют ей избавиться от этого позорища, и дать людям, которые отдали всю свою жизнь на благо страны, возможность жить в достойных условиях.
По 10 баррелей нефти каждый месяц можно каждому ветерану отдавать? И даже незаметна будет «пропажа»…
Вероятно, да, можно. Я повторяю, что я не владею этим материалом, чтобы в достаточной степени авторитетно все разложить. Нужен экономист для того, чтобы ответить на этот вопрос. Что-то делается в этом направлении, пенсии все время повышают, но, конечно, недостаточно. Я уж не говорю о том, это другой совершенно другой вопрос, но, вероятно, это обстоятельство, которое многие замечают. Наряду с определенной заботой, которая проявляется о ветеранах, происходят какие-то совершенно необъяснимые, бросовые расходы на дурацкие затеи. Причем затраты эти грандиозны. Мне, например, совершенно непонятно зачем нужно бросать на организацию Олимпиады в стране, где ? населения живет за чертой бедности или приближаясь к этой черте, огромные средства? Почему нужно бросать такие грандиозные деньги на эту помпу, на это никому не нужное мероприятие? Мне не понятно, почему нужно тратить 20 млрд. рублей на строительство особняков для членов Конституционного суда, которые по неизвестно чьему капризу переводятся в Питер. Почему их нужно было туда переводить? Чья это бредовая затея? Это в стране, где отступивши 20-30 километров от того же Питера, нищета и голь перекатная. Мне это совершенно непонятно. Я не знаю по теме ли это, но, во всяком случае, я думаю, это те обстоятельства, которые замечаю не только я.
Это по теме той редакции, в которой Вы сейчас находитесь. Ну и последний вопрос. Дайте рецепт, я им воспользуюсь, честное слово, как сохранить молодость? Как остаться бодрым, с блеском в глазах, активным человеком?
Ваше представление о моем блестящем состоянии...
Я не сказал «блестящем». Я сказал «блеск в глазах».
Я себя чувствую соответственно возрасту, как говорится. Единственное, за что я благодарю Бога, это за то, что я еще могу работать. Этим я пользуюсь в той мере, в какой это возможно. Никакого специального рецепта не существует. Я вам под занавес по этому вопросу могу рассказать следующее. Существует лекарство, которое называется «капли Вотчела». Доктор Вотчел-старший был знаменитый фармацевт. Он нам оставил эти капли. Я несколько лет назад в «Вечерней Москве» прочитал статью о том, как журналист разыскал Вотчела в высотном здании, он жил на Котельнической набережной. И журналист спросил у него: «За счет чего Вы так долго живете?». Ему было тогда чрезвычайно много лет. Вотчел сказал, что вы знаете, у меня есть собака и к ней раз в месяц приходит ветеринар. Он выписывает какие-то таблетки. Я эти таблетки тоже принимаю.
Спасибо, Семен Львович, с наступающим Вас праздником.
И Вас тоже.
Спасибо Вам за все, не только за сегодняшнюю беседу, а и за все эти годы.
Беседовал Сергей Асриянц |
|
