Карл Брюллов (1799-1852).
Прогулка. 1849.
Акварель.
30 x 46 см
Портрет герцога М.Лейхтенбергского, Э.Мюссар, Е.И.Мюссара, кн. П.Р.Багратион, кн. А.А.Багратиона, М.И.Железнова, Н.А.Лукашевича, К.П.Брюллова.



«ПРОГУЛКА» КАРЛА БРЮЛЛОВА

Карл Брюллов прекрасно владел акварелью. В этой технике им было написано значительное количество первоклассных портретов, жанровых сцен и пейзажей. Одной из лучших акварелей автора считается групповой портрет, написанный Брюлловым на острове Мадера за несколько лет до смерти. Описание этой акварели под названием «Прогулка» можно встретить еще в дореволюционных изданиях по искусству, но особенно тщательный анализ картины дала Э. Н. Ацаркина в своей монументальной монографии «Карл Брюллов». Местонахождение «Прогулки», этого акварельного шедевра К. Брюллова, несколько десятилетий считалось неизвестным, и были все основания предполагать, что картина утрачена навсегда. Мне же посчастливилось принять активное участие в судьбе этой картины. Хотя замечу, что мои действия оставляли желать лучшего... В конце 1948 года по делам службы я снова оказался в Таллинне. Не помню, каким образом, но я попал на квартиру к одной милой старушке – родственнице малоизвестного русского художника Железнова, по словам этой дамы, ученика К. Брюллова. Картины Железнова меня не заинтересовали, а вот акварель с изображением кавалькады, едущей по гористой местности, я стал разглядывать с любопытством. Хозяйка объяснила мне, что эту картину подарил ее двоюродному деду-художнику сам Карл Брюллов. Она перечислила изображенных на картине лиц, в том числе и К. Брюллова, герцога Лейхштенбергского и своего родственника Железнова. Я прежде никогда не видел акварелей Брюллова и, честно говоря, растерялся. Подлинная ли это работа Брюллова? В 1947-1948 годах я, как уже говорил, приобрел несколько фальшивок и теперь поневоле стал осмотрительней, менее падким на «красивые истории» картин. Вполне допустимо, что Брюллов писал такую акварель, но где гарантия, что это – не копия, снятая с нее учеником Железновым? Осматриваю квартиру, спрашиваю старушку, есть ли у нее еще акварели. Она отвечает отрицательно и тут же добавляет, что с этой картиной она расставаться не хочет. После этих слов меня обуревает желание приобрести именно эту вещь. Немного подумав, хозяйка называет такую цену, что я, ни слова не говоря, начинаю быстро одеваться. А сам через открытую дверь смотрю на картину, и она мне все больше и больше нравится... Тут же, в прихожей, пытаюсь объяснить милой старушке, что она просит за картину слишком много. А вдруг это не Брюллов? Какие гарантии, что это – работа кисти художника? Никаких, кроме разговоров. Видел ли эту вещь кто-либо из искусствоведов? Нет. Доказываю, что картину надо показать специалистам из Русского музея. Старушка упорно настаивает, что эта вещь написана Брюлловым и была подарена им ее деду. И никаких, мол, проверок: хотите купить -платите деньги, нет – разговор закончен. Такая жесткая постановка вопроса начинает мне нравиться, и у меня появляется еще большее желание приобрести картину. Договариваемся, что оба еще подумаем. На следующий день мне пришлось срочно вылететь в Ленинград... Но и в Ленинграде мысль об акварели не давала мне покоя. Много дней я провел в Публичной библиотеке, штудируя литературу о творчестве Брюллова, но даже упоминания той картины не обнаружил. Обратился в Русский музей к искусствоведу Алексею Савинову, но и он ничего определенного не сказал. Короче говоря, мои старания успехом не увенчались. Я так ничего и не выяснил. Через несколько месяцев я снова в Таллинне. Встречаюсь с таллиннским коллекционером Германом Кидроном, он везет меня на стареньком «оппеле» к себе – посмотреть новые приобретения. Захожу к нему в кабинет и... вижу на стене «моего» Брюллова. Сердце екнуло: если картина серьезно интересует Кидрона, то получить ее мне будет очень трудно. Кидрон довольно равнодушно, среди прочих своих новых вещей, показывает мне «Прогулку». Я узнаю, как он ее получил. Оказывается, он помог старушке продать картины Железнова, и, с учетом этой услуги и, видимо, небольшой суммы денег, «Прогулка» перешла к нему. Осторожно выясняю, какие у него на картину планы. Кидрон высказывается очень неопределенно, но ясно одно: на хорошую картину западного или эстонского художника он ее поменяет. Что же ему предложить? Ряд моих картин западной школы Кидрон знает, но на обмен не соглашается. Командировка заканчивается, я уезжаю домой. Вопрос с «Прогулкой» по-прежнему остается открытым. Летом 1949 года я вновь приезжаю в Таллинн, захватив с собой на всякий случай альбом прекрасных рисунков известного эстонского художника Оскара Гофмана, которого Кидрон очень ценил и собирал. Сразу же посещаю Кидрона. К великому моему счастью, акварель висит на том же месте, но Герман Петрович зачем-то выбросил старую рамку с «Прогулки» и «одел» картину в новую раму, закрыв ее стеклом. Вещь от этого сильно проиграла, приобрела какой-то дешевый вид – исчезло впечатление старины и солидности произведения. Но меня даже это уже не могло смутить. Снова завожу разговор об акварели, и, к моему удивлению, Кидрон легко меняет ее на альбом рисунков. Я даже расстроился, что все вышло так просто, но, немного поразмыслив, понял, что альбом с 48 рисунками Оскара Гофмана был не менее уникален для эстонца, чем «Прогулка» Брюллова – для русского. На всякий случай я поинтересовался у Германа Петровича – показывал ли он акварель специалистам Москвы или Ленинграда? Кидрон ответил отрицательно. Итак, везу домой «кота в мешке», но «кота» долгожданного. В Ленинграде, тщательно осмотрев картину и не придя ни к какому выводу, обращаюсь к А. Н. Савинову. Алексей Николаевич остался акварелью не слишком доволен. А вот В. Шибанову картина понравилась, а у него, как говорят, был нюх на хорошие вещи. В 1950 году я решил расстаться с акварелью и, будучи в командировке в Москве, сдал ее в антикварный магазин на Сретенке, как работу с подписью К. Брюллова. Провисела она в магазине несколько недель и... не продалась. Тогда я взял картину обратно. Она опять у меня дома, но мое отношение к ней не изменилось. Когда Шибанов предложил мне сдать акварель на комиссию в его магазин, я с удовольствием это сделал. Через два-три дня картина была продана по очень низкой цене (мне она обошлась значительно дороже). Но я был рад, что избавился от сомнительной вещи. Шли годы. Я уже вышел в отставку, переехал в Москву. Однажды купил в киоске Третьяковки два выпуска сообщений галереи, просмотрел их и не поверил своим глазам: моя бывшая злополучная «Прогулка» воспроизведена в каталоге, и ей посвящена целая статья с подробным описанием истории создания картины и изображенных на ней людей. Статья была очень обстоятельной, с высокой оценкой произведения, причем особо была подчеркнута историческая и иконографическая ценность картины. Немного придя в себя, вспоминаю разговор со специалистом по творчеству К. Брюллова из Третьяковки, Ацаркиной, об этой вещи. Совершенно случайно я увидел у нее фотографию «Прогулки» и сказал, что когда-то эта вещь была у меня. До сих пор я не знаю, как попала фотография картины к Ацаркиной. Возможны три варианта: «Прогулка» была репродуцирована до революции; фото с нее послал в свое время Кидрон для выяснения подлинности вещи (что он часто практиковал), или фото передал уже новый хозяин картины, купивший ее через магазин Шибанова. Этот вопрос я так и не выяснил. Но следующий удар был еще больнее. В свет выходит монументальное исследование жизни и творчества К. Брюллова, написанное все той же Ацаркиной. В нем воспроизведена «Прогулка» и написано, что она числится... в моей коллекции. Видимо, Ацаркина, не поняв меня, пометила для себя, что картина находится в моем собрании. Нет слов, чтобы описать мое тогдашнее состояние: к своему стыду, я даже не знал, у кого находится картина! Я принимаю меры к розыску акварели и возврату ее в свою коллекцию. Нельзя же, чтобы в книге писали неправду! Несколько раз пытался выяснить у Шибанова, кому он продал «Прогулку», не объясняя, чем вызван мой интерес. Владимир Александрович отказывался сообщить мне, у кого находится картина. В этом смысле Шибанов был железным человеком – он никогда не разглашал профессиональные тайны. Мы с Владимиром Александровичем были приятели, но до сих пор я не знаю, кому он тогда продал «Прогулку». Только в 1967 году я уговорил Шибанова попытаться откупить Брюллова обратно. Видимо, в семье, где находилась картина, произошли какие-то серьезные изменения, – я предполагаю, что умер сам коллекционер. Так или иначе, но Владимир Александрович достал свой толстенький блокнот с адресами коллекционеров, что-то долго искал в нем, потом ушел звонить – и через несколько минут порадовал меня сообщением: владелица согласна расстаться с «Прогулкой»! В тот же вечер я приехал к Шибанову домой и увидел свою «Прогулку». На ней сохранился даже ярлык комиссионного магазина от 1953 года, с моей подписью. «Прогулка», по монографии Ацаркиной, числилась в моей коллекции, а на самом деле я не владел картиной около 14 лет. Но свою ошибку я исправил, пусть и благодаря счастливому стечению обстоятельств. Когда я привез акварель домой, то мои домашние устроили настоящий праздник. Они знали, как я упустил из коллекции эту уникальную вещь, и потихоньку посмеивались надо мной. Спустя 14 лет я смотрел на акварель Брюллова уже другими глазами, я понял, что это – действительно первоклассная работа, авторство ее совершенно бесспорно, и написана она великим Брюлловым с каким-то непередаваемо трагическим блеском.