Владимир Шибанов – друг автора.



ДВЕ КАРТИНЫ МАРКА ШАГАЛА

Ленинграде все знали, что моя слабость – это картины русских маринистов. Знали об этом и работники комиссионных магазинов, в которых я в основном покупал картины. Магазин, в котором работал Владимир Шибанов, если можно так выразиться, был полностью под моим контролем – ни одна картина не продавалась, пока я ее не посмотрел. Владимир Александрович оставался моим «шефом» в части коллекционирования и совершенно бескорыстно показывал мне первому все принятые на комиссию картины. Если поступали работы, которые могли меня заинтересовать, он звонил немедленно по телефону и задерживал картины, не пуская в продажу. Иногда Шибанов держал для меня картины по нескольку дней. Единственной платой за эти услуги было мое самое теплое к Владимиру отношение, да наши совместные с ним ужины в ресторане «Восточном», где за ароматным шашлыком и рюмкой водки мы обсуждали дела и вспоминали прошедшую войну. У нас с Шибановым было много общих знакомых по флоту, несмотря на то, что войну мы провели на противоположных форпостах Советского Союза – я во Владивостоке и на других базах Тихого океана, а он – в Кронштадте. Шибанов рассказывал мне свои морские, кронштадтские истории, я рассказывал ему свои – тихоокеанские. Ужины наши иногда затягивались допоздна, и мы в весьма «приятном» состоянии расходились по домам, где каждый отчитывался перед своей женой, как мог. Мы никогда не говорили женам, что были вместе, чтобы они не думали, что один из нас дурно влияет на другого. Ведь жены склонны скорее обвинить не своих мужей, а их друзей. Избегая враждебного настроя по отношению к нашей дружбе со стороны «боевых подруг», мы держали наши ужины в тайне. Если меня спрашивала моя жена: «Ты где это так задержался, мой дорогой?» – то ее «дорогой» отвечал ей: «Встретил друга из Владивостока, давно не видались, пришлось зайти поужинать». – На что это похоже, – возмущалась Клара. – Разве можно так себя вести?! Ты ведь отец двух детей, зрелый мужчина, а ведешь себя как мальчишка. Даже не позвонил мне, что задерживаешься, я бы хоть в кино пошла. А то сижу дома, как наседка, жду тебя и волнуюсь. – Ничего, родная, завтра пойдем в кино. Пойдем куда ты захочешь, хоть в кафе «Лакомка». – Знаю я твои обещания! – уже беззлобно ворчала жена. – Иди, раздевайся и ложись, только не на спину, а то захрапишь – мне тебя не повернуть. А Владимир Александрович в это время давал объяснение своей жене, сваливая все на кронштадтских друзей. Даже при семейных встречах мы никогда не проговаривались, что довольно часто ужинаем вместе. Жил я тогда напротив магазина, где работал Шибанов, и чтобы попасть к нему, мне достаточно было лишь пересечь Невский проспект. В моем доме был известный в те годы в Ленинграде винный магазин «Арарат», битком набитый самыми лучшими винами и коньяками: в ряд стояли бутылки лучших наших коньяков «Армения», «Двин», «Отборный» и разные «КВ», «КВВК» и другие. В этом магазине были стойки, и вина продавали здесь же в фужерах. Все пили «под конфетку». Иногда, не располагая временем, мы с Владимиром заходили в «Арарат» и у стойки заправлялись «гидросмесью» – в сто граммов шампанского добавляли пятьдесят или сто граммов коньяка. Напиток получался крепкий, шипучий, вкусный, и его не нужно было закусывать, пьется он легко под конфетку или папироску. Кто назвал этот напиток «гидросмесью», я уже не помню, но впоследствии и мои сослуживцы стали называть его так же, а позже этим словечком стали пользоваться все ленинградские коллекционеры, – термин «гидросмесь» прочно вошел в быт любивших выпить ленинградцев. Мы с Владимиром иногда злоупотребляли «гидросмесью», но времени на этот «грех» уходило значительно меньше, чем на ужин в ресторане. Жена Владимира Александровича, полька Зося, не терпела мужа в пьяном виде, и если бы она узнала, что он выпивает со мной, я был бы предан анафеме и навсегда потерял бы ее расположение. Клара к моим друзьям и «легким» ужинам была более терпима, да и сама любила посидеть со мной в ресторане. Случай с картинами Шагала произошел году в пятидесятом. Марк Шагал в то время был хорошо известен в кругу советских коллекционеров благодаря ругательным статьям о нем в газетах и журналах. А для коллекционера чем скандальнее история художника или картины, тем больший интерес она вызывает, тем сильнее желание получить такую картину в свою коллекцию. Собиратели гордятся «скандальными» картинами, полотнами, имеющими «историю». Это правило, я думаю, распространяется на всех коллекционеров мира. – Подпись липовая, но сама картина идет из собрания Делярова. Он грешил с подписями и, видимо, сделал ее собственной рукой, – по секрету говорит один коллекционер другому. Или: – Из-за этой картины Крыжицкий судился с Солнцевым, который ее написал «под Крыжицкого». (Крыжицкий одно время был очень моден и дорог.) – Ну и что? – отвечает второй собиратель. – Картина-то написана все равно Солнцевым, а не Крыжицким! – Не важно. Зато был суд, об этой картине писали в газете, Солнцева чуть не посадили. Интересная картина!.. Однажды Илье Репину один московский купец принес картину с подписью «И. Репин» и попросил художника подтвердить, что эта картина написана именно им. Репин посмотрел полотно и написал на обороте, что этой картины он никогда не писал и что это – фальшивка. Купец картину хранил и ценил ее больше подлинных картин Репина. Впоследствии она «ходила» среди коллекционеров на уровне подлинных репинских вещей. Итак, появление в нашей прессе статей о Марке Шагале возбудило интерес к этому мастеру и его произведениям, коллекционеры стали повсюду искать их. Кроме того, по Советскому Союзу «гуляли» несколько монографий о Марке Шагале, изданные на Западе, где художник и его творчество были подняты на небывалую высоту. Однажды захожу я к Владимиру Александровичу Шибанову. Он, как всегда, радушно меня встречает и между прочим говорит, что «только сейчас продал двух Шагалов». До меня не сразу дошел смысл сказанного: – Каких Шагалов? – буквально выкрикиваю я. – Тише, – говорит он, – продал две картины Марка Шагала. – Как продал?! Почему не позвонил мне? До меня начинает доходить смысл случившегося. К Шибанову поступили две работы Марка Шагала, а он, не позвонив мне, не предупредив меня, продал их. Возмущение переполняет меня, я не нахожу слов, чтобы выразить свои чувства: – Неужели ты такой осел, что продал кому-то двух подлинных Шагалов?! – Продал, Борис, только что картины унесли. – Почему же ты не позвонил мне? – Борис, я не думал, что они тебя заинтересуют... Ругаться было поздно и бесполезно – картин уже не было. – Кто их приобрел? Он называет мне фамилию ленинградского коллекционера книг. Я его хорошо знал. Значит, приобрел картины «книжник», а не коллекционер живописи. Причем человек грамотный, – получить их назад будет невозможно. Шагал ушел навсегда... Владимир оправдывался – мол, он никогда не думал, что я могу заинтересоваться картинами Марка Шагала: – Твое амплуа – это морские пейзажи, и их я всегда держу для тебя, – продолжал он. Дальнейший разговор был бесполезен. Не простившись, я ушел. ... Позже я заслал своего «агента» к купившему картины человеку с предложением разменять Шагалов на книги или картины. Но тот вернулся и доложил, что «Шагалы на крепком гвозде, и нужно о них забыть». Долго я сердился на Шибанова, хотя и понимал, что он сделал это, не желая мне зла, а просто будучи уверенным, что я собираю лишь художников-реалистов и Шагал мне в коллекцию не подходит. После этого случая Владимир стал показывать мне абсолютно все, что поступало в его магазин. Но рассчитывать на подобную удачу во второй раз было просто наивно. История же упущенных мною картин Шагала сложилась следующим образом. Владелец в начале 60-х годов умер, картины остались у вдовы. Я уже жил в Москве. До меня дошел слух, что картины хотели похитить: вдова жила на последнем этаже, и воры с чердака разобрали потолок в одной из комнат и проникли внутрь. К счастью, картины висели не в этой комнате, а в соседней, куда воры не добрались – картины похищены не были. Потом я узнал, что одна из этих картин перекочевала в собрание крупного московского коллекционера, который всю жизнь собирал картины Ильи Репина и рисунки. Так, совершенно случайно, прошли мимо меня две картины Марка Шагала.