Максим Воробьев (1787-1855).
Взрыв Варны. 1828.
Масло, холст. 84 x 50.5 см.
Сейчас картина находится в Тюменской художественной галерее.



ВОЗВРАЩЕНИЕ КАРТИН МАКСИМА ВОРОБЬЕВА

В начале 50-х годов я поселился на Невском проспекте, совсем рядом с комиссионным магазином, где работал Шибанов. Ко мне стали заходить многие ленинградские коллекционеры. Вскоре новое место жительства, соседство с антикварным магазином, а главное – мой интерес к живописи помогли мне войти в круг ленинградских коллекционеров. Познакомился я с известным собирателем В., который был тогда увлечен русским портретом и имел приличную коллекцию. Б. довольно часто заходил ко мне, иногда мы с ним менялись картинами. Как-то он пришел с картиной, завернутой в простыню. «Вас, Борис Николаевич, это может заинтересовать, так как на картине изображены море и корабли. Хотя это картина неизвестного художника». С позволения Б. я приступил к внимательному осмотру картины. Уже тогда я взял за правило тщательно осматривать любую картину, так как каждая таит в себе неразгаданные тайны. Пусть крошечные, малоинтересные, но тайны, которые мне необходимо было постичь. Осмотр картины показал: – картина никогда не была в реставрации; – написана она на грубом холсте, который от времени, влаги и масла «сгорел» и стал очень хрупким; – подрамник – русской работы; – картина больна «масляной болезнью» (условное понятие состояния картины, написанной на масляном разбавителе, когда под влиянием времени и из-за неправильного хранения живописный слой покрывается мелкими пузырьками. Ярким примером масляной болезни может служить портрет А. С. Пушкина работы Кипренского, выставленный в Третьяковской галерее); – живописный слой во многих местах отстал от грунта и кое-где осыпался, в особой опасности находится нижняя часть картины (достаточно легкого удара по холсту, и краска осыплется); – картина очень загрязнена и, видимо, была покрыта олифой; – углы потерты; – гвозди – кованные вручную; – на кораблях виден русский андреевский флаг. Я пришел к выводу, что картина написана в начале XIX века в России. Б. внимательно следил за мной, время от времени хвалил картину, вероятно, он очень хотел избавиться от нее. Зная характер Б., я был уверен, что он уже показывал полотно многим коллекционерам, возможно, даже побывал с ним в Русском музее. По всей вероятности, ему никто ничего определенного не сказал и желающих приобрести картину не нашлось. Мне картина понравилась. Настораживало, однако, крайне плохое ее состояние, требовавшее немедленного вмешательства опытного реставратора. Причем гарантии спасения полотна не было. Мой интерес к картине Б. мгновенно заметил, и мне пришлось расстаться с хорошим пейзажем Саврасова «Осень». Так впервые я окунулся в дебри научно-исследовательской, чисто искусствоведческой работы. Вместо спокойной и «уютной» картины Саврасова, всеми признанной и одобренной, я приобрел, по мнению коллег-коллекционеров, «никчемную вещь», требующую ко всему прочему значительной траты денег на реставрацию. Но марина меня по-настоящему увлекла и даже заинтриговала двумя моментами. Во-первых, время ее написания я относил к началу XIX века. А во-вторых, на кораблях развевались андреевские флаги, следовательно, на картине был изображен русский флот. В тот же день ко мне приехал реставратор Юрий Михайлович Шаблыкин. Он осмотрел (как всегда, очень тщательно) картину, покачал головой и увез ее к себе в мастерскую. О стоимости реставрации говорить мы не стали, поскольку объем работ в данном случае невозможно было определить «на глазок». Юрий Шаблыкин – ленинградский художник-реставратор, в те годы он работал в Эрмитаже. Впоследствии занялся только творческой работой, картины его появлялись на выставках ленинградских художников. Несколько лет я пользовался советами и помощью Шаблыкина как реставратора. Занятый по горло работой и разными служебными делами, вскоре я забыл о своем приобретении. Спустя несколько месяцев мне позвонил Шаблыкин и рассказал о ходе работы над мариной: он укрепил живописный слой, картину дублировал, отпрессовал и начал расчистку. А еще через пару дней взволнованный Юрий Михайлович сообщает, что на левом крайнем корабле, между палубами, проглядывает какая-то надпись, которую он пока не может прочитать. Я мчусь на Садовую, к Шаблыкину в мастерскую. Картину не узнать! Левая ее часть расчищена, снята грязь и все лаковые покрытия, и действительно – на левом корабле, между рядами пушек (или, по морской терминологии, «между палубами»), просматривается подпись. Первая буква читается ясно: «М». Ставим хорошее освещение, вооружаемся лупами, и после длительной возни подпись прочитана: «М. Воробьев». На следующее утро я был первым посетителем Русского музея. Быстро нашел нужный мне зал, где представлены работы Максима Воробьева, и буквально с головой ушел в мир воробьевских пейзажей, марин, видов Петербурга... Первые, сумбурные впечатления о художнике наконец начинают превращаться в некую стройную теорию, характеризующую и обобщающую творчество М. Воробьева. Я получил возможность беспристрастно сравнить свою картину с полотнами М. Воробьева. Выводы – радостные. Судя по холсту, по общей манере письма, по серебристому колориту, моя картина, безусловно, принадлежит кисти Воробьева. Причем к раннему периоду творчества художника -к 20-м годам XIX века. Предварительная расчистка картины открыла еще одну деталь: за кораблями возник берег моря с клубами дыма, застилающими часть неба. Картина по-прежнему находится в реставрации, а я продолжаю детально знакомиться с творчеством М. Воробьева. Устанавливаю, что две его серьезные этапные вещи, написанные в 1828 году, во время русско-турецкой войны, – «Вид Варны» и «Взрыв Варны» – пропали, местонахождение их неизвестно. В те годы творчеством М. Воробьева очень интересовался искусствовед Русского музея Юрий Владимирович Смирнов, перу которого принадлежит довольно обстоятельный очерк о жизни и творчестве художника. Что я узнал? Максим Никифорович Воробьев (1787-1855) – крупный русский художник первой половины XIX века, замечательный педагог, воспитавший целую плеяду великолепных пейзажистов России – таких, как М. Лебедев, И. Айвазовский, А. Боголюбов и другие. Работы М. Воробьева представлены почти во всех крупных музеях страны. «Вид Варны» и «Взрыв Варны» были написаны художником, когда он был прикомандирован к штабу Черноморского флота. Писал он прямо с натуры, с одного из кораблей. Картина «Взрыв Варны» изображала момент взятия русскими войсками турецкой крепости Варна, которую буквально сравняли с землей. Смирнов рассказал мне, что есть документы, подтверждающие, что обе эти картины были написаны по личному заказу шефа жандармов Бенкендорфа и находились, видимо, у него. Где они сейчас – Юрий Владимирович, к сожалению, не знал. Углубляюсь в литературу о Воробьеве. И вот, в «Вестнике изящных искусств» (издавался этот журнал в 90-х годах XIX века в России), в статье о Воробьеве наконец нахожу сообщение об интересующих меня картинах. Оказывается, шеф жандармов Бенкендорф, кроме имений в самой России, имел поместье под Ревелем, оно называлось «Мыза Фалль». Именно на этой мызе, в рабочем кабинете хозяина, и находились обе «Варны». Во всяком случае это было их последнее известное место пребывания. Мой интерес к двум знаменитым картинам М. Воробьева объяснялся просто: я имел смелость предположить, что владею одной из «Варн». Моя уверенность подкреплялась еще и тем, что ни в одном из известных мне частных собраний ни этих, ни подобных им вещей не было. Встретившись с Б., бывшим владельцем картины, я узнал, что он приобрел ее где-то под Таллинном. Снова жизнь связала меня с этим городом! Этот факт стал еще одним подтверждением моей смелой мысли, и моя надежда на то, что в реставрации находится известная картина М. Воробьева «Взрыв Варны», долгое время считавшаяся бесследно пропавшей, становится все более обоснованной. Окрыленный открытием, начинаю донимать Юрия Михайловича, чтобы он реставрировал картину очень аккуратно и качественно (хотя в таких наставлениях реставратор и не нуждался). И вот через несколько месяцев в мастерской Юрия Михайловича перед нами в полном блеске и великолепии предстает одна из лучших картин, написанных М. Воробьевым в ранний период его творчества. В своем повествовании я упустил одну важную деталь: картину я получил в раме, соответствующей времени написания полотна. Рама – стиля ампир, штапики на ней не лепные, как в обычных рамах, а резные, из дерева. Русская крепостная работа. В этой раме картина была особенно хороша! Смирнов, по моей просьбе осмотревший уже готовую картину, также приходит к выводу, что это – именно та вещь, которая была на мызе «Фалль» в собрании Бенкендорфа. Таким образом, одна из парных вещей М. Воробьева найдена и приведена в порядок. А где вторая? Где «Вид Варны»? Висели картины вместе, но как сложилась их судьба? Эти вопросы не давали мне покоя, а я, в свою очередь, не давал покоя Б., долго и подробно выспрашивая, как и где он приобрел «Взрыв Варны». Но, увы, его информация ничего не дала для розыска второй картины. Я узнал лишь, что имение «Фалль» сгорело и все, что там было, погибло в огне или было разворовано во время пожара. Много приятных часов в Таллинне провел я не только с Кидроном, но и в обществе бывшего русского князя Картшебашева. Кавалергард Картшебашев, как он мне представился, хорошо знал по службе в царской армии генерала Игнатьева, автора книги «50 лет в строю», и генерала Маннергейма. С Игнатьевым кавалергард служил в одном взводе. Я услышал массу занятных историй из жизни кавалергардов. Сам старик Картшебашев был когда-то владельцем обширнейших земель в Мордовии. В живописи князь ничего не понимал, картины не коллекционировал, но зато прекрасно знал жизнь русской аристократии и в этом смысле был незаменимым источником информации. Его коньком, стихией были лошади. Князь знал на память все конные заводы России, ипподромы, породы рысаков и вообще все, что касалось лошадей и конного спорта. В Эстонии он когда-то тоже имел конный завод, но, видимо, разорился и говорить об этом не любил. После того как немцы сожгли имение Картшебашева, бывший князь поселился в Таллине с женой, тоже русской дворянкой. Жили они в небольшой комнатенке, очень скромно обставленной, но, вероятно, «на черный день» у них кое-что было припрятано. Только один раз князь показал мне и даже предложил приобрести миниатюрную золотую кавалергардскую каску, прекрасно выполненную из разноцветного золота и платины придворным мастером Карлом Фаберже. По словам князя, эту каску подарила ему невеста, княжна Черкасская, в 1916 году. Волею судьбы на княжне он не женился. Не удивительно, что жена князя не любила подарок Черкасской. На каске были изображены два герба: князей Картшебашевых и князей Черкасских. Я не понял тогда красоту этой вещи и, испытывая предубеждение перед золотом вообще, не купил ее. Только позже я понял, что отказался от шедевра русского прикладного искусства. И вот я решаюсь привлечь к поиску «Вида Варны» Кидрона и бывшего князя. Я сообщаю им размеры и сюжет пропавшей вещи. Кидрона прошу не забывать о «Варне» при посещении домов эстонских коллекционеров, а князя – при визитах в русские эмигрантские дома. Летом 1954 года во время отпуска мы с Картшебашевым поехали на место, где была мыза «Фалль». От имения ничего не осталось, нам пришлось объездить все соседние хутора, но никаких следов исчезнувшей картины мы не обнаружили. Кидрон тоже ничего утешительного сообщить не мог, так как у эстонских коллекционеров подобных вещей не оказалось. Так одна за другой рвались последние тоненькие нити, связывающие меня с утраченной картиной. Я прекратил поиск. Максим Воробьев (1787-1855). Берег моря близ Варны. 1829. Масло, холст. В конце 1956 года мне пришлось вновь побывать в Таллинне. Как обычно, я связался с эстонскими коллекционерами. Особенно меня интересовало предложение одного из них посмотреть несколько картин, с которыми он хотел бы расстаться. Выяснилось, что картины находятся в Пяскула. Делать нечего, пришлось брать такси и ехать туда. Поездка оказалась крайне неудачной: лишь одно полотно привлекло мое внимание, видимо, из-за страсти к морским пейзажам. Эта марина была в ужасающем состоянии – на ней едва-едва, сквозь грязь и ножевые порезы, проглядывало море. Однако я приобрел ее. Не возвращаться же было с пустыми руками! В Ленинграде я отдал картину в реставрацию Юрию Михайловичу Шаблыкину. Он тоже отнесся к моей покупке как к незначительной вещи, а сам факт приобретения счел моей причудой. Как обычно, через несколько недель Шаблыкин позвонил мне и доложил о ходе работ. Чуть смущаясь, в конце беседы он проговорил, что холст, подрамник, живописный слой и манера письма чем-то напоминают ему «Взрыв Варны». Меня словно током ударило: а ведь действительно эта картина напоминала «Взрыв Варны»! Уточняем по телефону размеры обеих картин – они практически одинаковые. Ошеломленный невероятной удачей, я моментально еду к Шаблыкину, и после тщательного и длительного осмотра картины мы оба приходим к выводу, что перед нами – «Вид Варны» («Вид осады Варны», «Берег моря близ Варны», 1829). Ускоренными темпами Шаблыкин начинает расчистку картины. Каждую неделю я езжу к нему в мастерскую и любуюсь открывающимися участками живописи. Когда была расчищена половина картины, сомнений в том, что это – работа М. Воробьева, у нас не оставалось. Хотя подписи на ней мы еще не обнаружили. Наконец реставрация закончена, и перед нами – прекрасная работа М. Воробьева 20-х годов, изображающая вид какого-то города с моря. Холст, подрамник, манера письма, серебристый колорит и, главное, размер картины – все это говорит о том, что картина – парная к «Взрыву Варны». Основная трудность в атрибуции обеих картин заключалась в том, что мы не знали о них практически ничего, кроме названий. С полотен не существовало ни единой фотографии, репродукции или рисунка. Теперь нужно было найти изображение Варны тех времен и сравнить его с картиной. Сделать это мне не удалось, и я пошел другим путем. Фотографирую свою картину и снимок отправляю в Болгарию, в городской музей Варны. Через некоторое время получаю письмо с сообщением, что на фотографии действительно изображена Варна начала XIX века. Круг замкнулся. «Варны» найдены. Успех потрясающий!!! * * * ...В 1959-1960 годах главным хранителем Тюменской областной картинной галереи был Евгений Константинович Кроллау. Он энергично комплектовал галерею, главным образом выискивая нужные музею картины в ленинградских частных собраниях. Кроллау тогда только окончил Ленинградскую Академию художеств, был еще совсем молодым искусствоведом. Однако чувствовалось, что он обладает серьезными знаниями в области живописи, большим вкусом и, главное, любит картины. Много первоклассных полотен увез Кроллау в те годы в Тюмень. Позже Евгений Константинович, уже будучи главным хранителем Русского музея, сожалел, что собранные им картины не принадлежат центральным музеям. Не помню, как Кроллау впервые появился у нас в доме, но его визиты всегда были приятны для меня. Мне импонировало его умение понять картину, правильно оценить ее художественные достоинства. В моей коллекции тогда были уже три первоклассные работы М. Воробьева: помимо двух «Варн» – очаровательный сухопутный пейзаж с женской фигуркой на переднем плане. Максим Воробьев (1787-1855). Итальянский пейзаж. Масло, холст. 84 x 50.5 см. Сейчас картина находится в Тюменской художественной галерее. История этого пейзажа тоже очень примечательна. Приобрел я картину в 1947 году, совершенно случайно. Очередной посетитель принес Шибанову картину на продажу и запросил, по мнению Владимира, очень высокую цену за нее. Они не договорились, владелец завернул картину и собрался уже уходить. Я поинтересовался, что это за вещь, а Шибанов отрекомендовал меня владельцу картины как начинающего коллекционера, который щедро платит за хорошие вещи. В те годы цены на картины были низкими, что, впрочем, было вполне естественно, так как после войны людям было не до приобретения произведений искусства. Шибанов не рискнул принять картину по высокой по тем временам цене, но он в то же время понимал, что вещь – очень хорошая, достойная внимания серьезного коллекционера. Тем более что и он, и владелец картины знали, что пейзаж принадлежит кисти М. Воробьева. Картина мне очень понравилась, но заплатить за нее столь большие деньги мне было трудно. В надежде на лучшие времена я взял у хозяина телефон и сказал, что подумаю. Целый день мысль об этой картине не давала мне покоя. Я посоветовался с женой, она благословила меня на покупку, в тот же вечер я встретился с продавцом, и пейзаж стал моим. Разговорившись с бывшим владельцем картины, я узнал, что члены его семьи – потомки Анны Керн. Той самой, что вдохновила великого Пушкина на одно из самых замечательных его стихотворений. Каким счастьем для коллекционера было попасть в такой дом! А я, по молодости и неопытности, не придал этому моменту никакого значения, хотя и обратил внимание на стены комнат, увешанные портретами. Лишь спустя несколько лет я понял свой промах. Вполне вероятно, что приобретенный мною пейзаж Воробьева принадлежал самой Анне Керн. Однако больше я никогда не встречал прежнего владельца картины... Дальнейшая судьба трех картин Воробьева, надеюсь, порадует любителей и ценителей искусства. После длительных и настойчивых уговоров и просьб Кроллау, в 1960 году я продал эти картины в Тюменскую картинную галерею. Теперь я имею счастье видеть их уже репродуцированными в книгах и каталогах. Чертовски приятно вспоминать о том, что своим возрождением эти прекрасные полотна Максима Воробьева обязаны исключительно мне и моей энергии.