Иван Аргунов (1729-1802).
Портрет гр. Шереметевой (?). 1768.
Масло, холст.



ВАРВАРА ШЕРЕМЕТЕВА?

В середине 50-х годов, в процессе большого обмена, в числе других картин мне достался портрет женщины с екатерининским фрейлинским знаком на груди. Получил я его от одного ленинградского коллекционера, знатока и собирателя голландской школы XVII века. Портрет был в плохом состоянии, очень загрязнен. Однако при внешнем осмотре я установил, что работа эта бесспорно была написана в XVIII веке. Итак, женский портрет неизвестной с екатерининским фрейлинским знаком на груди, выполненный в XVIII веке, – это все, что можно было сказать о картине. Тщательный осмотр подрамника, оборота холста и самой живописи ничего не дал: картина не содержала ни надписей, ни подписи. В реставрацию полотно я решил не отдавать, так как затраты могли составить столько, сколько сам обновленный портрет стоить не будет. Сохранность портрета оставляла желать лучшего, но позволяла держать картину без реставрации – дальше полотно не разрушалось. Прежде всего я сфотографировал всю картину и крупным планом -лицо женщины, чтобы можно было всегда иметь фото под рукой. Затем попытался «опознать» автора методом исключения. Может быть, Левицкий? Сравниваю. Ничего общего. Рокотов? Есть что-то похожее в манере письма. Просматриваю большинство работ художника, находящихся в Москве и Ленинграде, и прихожу к окончательному выводу: это – не Рокотов. С работами Боровиковского картина ничего общего не имеет. Судя по прическе изображенной женщины, портрет был написан в конце 60-х или в начале 70-х годов XVIII века. Портрет, строго говоря, нельзя назвать парадным: женщина изображена в скромной бархатной шубке, отороченной мехом, а некоторую торжественность придает ей только фрейлинский знак. Я просмотрел работы остальных наших мастеров-портретистов того времени и решил, что прямого сходства ни с одной из них нет. Временно я прекратил работу над этой картиной – стал ждать случая, который поможет атрибутировать портрет. Однако с полотном не расставался, продолжал держать его в коллекции на почетном месте среди лучших своих портретов. В 1957 году по состоянию здоровья, в чине капитана II ранга, я вышел в отставку. Ленинградское Высшее военно-морское училище подводного плавания было последним учебным заведением, где я читал лекции. В момент отставки я имел квартиру на углу Невского проспекта и улицы Герцена, в 300 метрах от Адмиралтейства. Все стены квартиры были увешаны картинами. Были среди них и шедевры русской и западной школ живописи. Забегая вперед, скажу, что свою коллекцию художников-реалистов я продолжал активно пополнять новыми картинами и рисунками до 1969 года. Мне удалось приобрести пять рисунков большого формата Альбрехта Дюрера и рисунки других крупных мастеров Германии, которые раньше были в Дрезденской и Штетинской галереях. Все они имели на обороте штамп этих галерей. Кроме того, у меня в коллекции находилась знаменитая картина, написанная маслом, «Снятие с креста» Паоло Веронезе – тоже из одной из этих галерей... ... После выхода в отставку я завел привычку поздно ложиться спать. Иногда мы с женой засиживались допоздна – до часу, а иногда и до двух. В это время я работал над картинами, просматривал книги, фотографировал что-то из коллекции, в специальных реставраторских очках заново осматривал ту или иную работу. Дети спали, нам никто не мешал. Портрет неизвестной дамы «жил» у меня лет семь. Однажды я снял его со стены и вновь детально осмотрел. Обнаружив неожиданно, что от времени и сырости дублировочный холст внизу отстал от главного, я постарался заглянуть между холстами. Мне это удалось, и я заметил под слоем клея какие-то буквы. Тогда с помощью обычного тупого столового ножа я увеличил площадь расслоения холстов. Аккуратно, боясь повредить холст, я раздублировал его настолько, что смог прочитать слово, написанное латинскими буквами: «И. Аргунов», а внизу – дата. Было часа два ночи. Мы с женой, едва сдерживая удивление и радость, тут же, около наполовину раздублированной картины, устроили торжественный ужин. Я часто вскакивал, вновь читал открытую подпись, ругал себя последними словами за то, что не проработал этот портрет до конца, а ограничился лишь тремя крупнейшими мастерами XVIII века. Затем я притащил в спальню все книги, где об Иване Аргунове можно было найти хоть несколько страниц. Этот вечер я помню до сих пор. Было сделано большое открытие, была найдена еще одна работа талантливого русского портретиста! Сразу же возник вопрос о реставрации картины и о том, как сделать, чтобы подпись И. Аргунова не была закрыта дублировочным холстом. В Ленинграде исчерпывающего ответа я не получил, пришлось обращаться к московскому мастеру, Шахову Борису Михайловичу. Шахов был опытным художником-реставратором. Человек светлого и пытливого ума, изобретатель и рационализатор в реставрационном искусстве, однажды он прекрасно отреставрировал для меня «Портрет неизвестного с тремя медалями» художника Тропинина. И вот теперь мне вновь понадобилась его помощь. Сама по себе реставрация картины никаких особых сложностей не представляла. Однако необходимо было сделать так, чтобы авторская подпись просматривалась на обороте холста. Шахов решает этот вопрос блестяще: он предлагает «посадить» старый холст (то есть продублировать его), используя новейшее достижение науки и техники – стеклоткань. Я посмотрел образец стеклоткани, обдумывая это заманчивое предложение. Взвесил все «за» и «против». Риску хотели подвергнуть не какую-то рядовую картину, а уникальную работу крупного русского мастера И. Аргунова. Я обратился в Научно-исследовательский институт искусственного волокна. Специалисты НИИ дали характеристику стеклоткани: прочна, не «садится» от взаимодействия с водой, эластична, но главное – она прозрачна. Настолько прозрачна, что при дублировании методом Шахова останется видным весь оборот холста и, следовательно, все надписи, которые он содержит. Я принимаю решение дублировать картину на стеклоткань но методу Б. М. Шахова. Реставрацию Борис Михайлович выполнил отлично. Авторский холст прекрасно лег на стеклоткань, надпись на обороте отлично читалась. Дублирование на стеклоткань, как я узнал, осуществляется не клеем, а смоловосковой мастикой, способствующей сохранению живописного слоя картины (она эластичнее любого клея). Мастика позволяет обеим тканям свободно, без напряжения в красочном слое, изменять размеры в зависимости от перепада температуры и влажности воздуха. Картина свободно «дышит». Мне, как инженеру, представляется, что у стеклоткани в сочетании со смоловосковой мастикой – большое будущее, а метод Шахова способен сохранить для потомства много авторских подписей и оригинальных исторических надписей на оборотах холста. ... Картина, прекрасно отреставрированная, стала выглядеть совершенно по-иному. Открылся великолепный портрет – одна из лучших работ Аргунова. Очень украшала портрет рама, созданная во второй половине XVIII века, – ее я подобрал специально для портрета. Я показал портрет искусствоведам московского музея крепостного искусства. Музей расположен в Останкино, как раз во дворце Шереметевых, крепостным которых и был художник Иван Аргунов. Работники музея пришли в восторг от качества и красоты картины и высказали предположение, что на портрете изображена Варвара Шереметева. У меня в коллекции была еще одна работа Аргунова «Портрет неизвестного в синем кафтане». Это поздняя работа художника, ее искусствоведы относят к 80-м годам XVIII века. В этой работе уже почти не заметна самобытность крепостного мастера: художник воспринял достижения русской портретной живописи того времени, связанные с именами Рокотова, Левицкого и начинающего Боровиковского. Писать Аргунов стал лучше, но... потерял некоторую наивность в подходе к натуре, которой отличались его ранние работы. Впрочем, это мое сугубо частное мнение. Оно может быть ошибочным с искусствоведческих позиций, но я пишу лишь о том, что чувствовал... В 1964 году в Останкинском дворце-музее была организована выставка русского портрета. Из моей коллекции отобрали двенадцать портретов, в том числе и обе работы Аргунова. Не ошибусь, если скажу, что они и стали «гвоздем» выставки, особенно портрет «предполагаемой» Варвары Шереметевой. К выставке было приурочено издание весьма приличного каталога, на обложке которого был воспроизведен именно этот портрет. Позже все портреты из моей коллекции были отправлены на выставку в Алма-Ату, и оттуда они не вернулись. Работы захотела купить Казахская художественная галерея, и я дал согласие. Вопрос же о том, кто изображен на портрете И. Аргунова – Варвара Шереметева или другая женщина, – так и остался открытым. Возможно, работники Казахской галереи уже ответили на него?