Жан Батист Грёз (Jean-Baptiste Greuze) (1725-1805).
Портрет мальчика.
Масло, холст.
Картина находилась в моей коллекции, конфискована.

Дерево, масло.
40,5 x 31,5 см
Севастопольский художественный музей



«ПОРТРЕТ МАЛЬЧИКА» Ж. Б. ГРЁЗА

Так сложилась судьба, что я спас от вывоза из СССР несколько серьезных и ценных работ. В 1963 году наплыв иностранцев в антикварные магазины был очень велик. Чем это объяснить, я не знаю, но целыми днями иностранцы копались в картинах и предметах прикладного искусства в комиссионных магазинах на Арбате и на улице Горького. Наши коллекционеры тоже, как мне показалось, увеличили свою активность и стали чаще посещать комиссионный магазин на Арбате -единственное место, где торговали старыми картинами. Я поддался общему порыву и приезжал в магазин почти каждый вечер. В то время картины понемногу выбрасывались в продажу – по воле директора это могло произойти в любой день после проверки всей партии цензором. Я боялся, что в зале появится какая-либо интересная работа – и уйдет. Кроме того, я, как коллекционер, всегда испытывал судьбу: а вдруг мне повезет и я куплю шедевр?! К этому времени благодаря выставкам моих картин меня хорошо знали почти все московские коллекционеры. И когда я начинал рассматривать какую-нибудь картину, коллекционеры обязательно окружали меня и интересовались, что именно я хочу купить. Если я картину покупал, кто-то обязательно говорил: – Я ведь ее в руках держал!.. Хотел купить, но не решился, и, видимо, зря. Грибанов опять забрал. Повышенное внимание к вещам, которые я приобретал, иногда действовало мне на нервы и мешало спокойно изучать картину. Как сосредоточиться, когда вокруг стоят люди, которые смотрят, да еще задают вопросы и толкаются? Обычно я старался покупку произвести тихо, без свидетелей, но это вызывало еще больший интерес и всякие кривотолки. ... Однажды я взял в руки небольшую картину – портрет мальчика. Меня со всех сторон окружили коллекционеры. Рассмотреть работу хорошо я не смог, но успел понять, что картина написана в XVIII веке. Стоила она недорого, и я решил взять ее и дома поработать как следует. На мой взгляд, вещь была достойна внимания. На покупку меня толкали и «зрители» – изучить на месте картину как следует мне бы все равно не дали. Нет худа без добра. Картина куплена. Дома внимательно осматриваю портрет и обнаруживаю следующее: – картина никогда не была в руках реставратора; – судя по холсту, гвоздям, краскам, картина написана в XVIII веке; – подрамник нерусской работы и конструкции; – одежда мальчика соответствует костюмам последней четверти XVIII века; – картина напоминает портретные работы крупного французского художника XVIII века – знаменитого Жана Батиста Грёза; – размер картины характерен для работ Грёза, несколько аналогичных по размеру работ было в собрании князя Юсупова; – на обороте холста подпись; чтобы прочитать ее, нужно аккуратно и тщательно расчистить оборот холста; – сохранность картины плохая – несколько прорывов холста, потертости и какое-то неведомое, почерневшее от времени лаковое покрытие, которое может дать совершенно неожиданные осложнения при реставрации; – верхняя часть картины подмочена, красочный слой едва держится на грунте и в любую минуту может осыпаться. С покупкой я не ошибся. При внимательном осмотре картина оказалась куда интереснее, чем я мог предположить в толчее магазина. Мальчик изображен с длинными волосами, в камзоле с белым воротничком. На вид ему можно дать от 10 до 12 лет. Портрет отдаленно напоминал известную работу Грёза «Мальчик с циркулем», которая находится, по-моему, в Лувре. Перебираю в памяти всех знакомых реставраторов и их возможности. Кому отдать картину, кто будет спасать вещь? Поскольку на обороте холста имеется какая-то надпись или, возможно, подпись, и поскольку для ее сохранения, возможно, придется дублировать картину на стеклоткань, то мой выбор падает на единственного человека в стране, использующего стеклоткань – на Бориса Михайловича Шахова. Я хорошо помню, как прекрасно сдублировал и отреставрировал на стеклоткань этот мастер картину Аргунова «Портрет гр. Шереметевой». Приглашаю Шахова посмотреть картину. Состояние картины огорчило реставратора, но он все же решился попробовать спасти работу. С максимальной осторожностью я доставил вещь в мастерскую. Шахов тогда работал на одной из улиц старого Арбата, в доме, где раньше была мастерская скульптора Мухиной. Через несколько дней Шахов позвонил и попросил разрешения испытать на картине новую конструкцию подрамника. Он объяснил мне, что новизна подрамника состоит в постоянном пружинном натяжении холста, несущего живопись. На всех старых подрамниках натяжение это регулировалось колышками. Шахов решил отказаться от колышков, так как они не позволяли равномерно натягивать холст, иногда вьшадали, усыхали или деформировались. Все справедливо, подумал я, давно эти колышки следовало заменить чем-то другим, более удобным и современным. Приветствую его начинание и соглашаюсь, чтобы данную картину посадили на подрамник новой конструкции. Шахов разработал оригинальную пружинную конструкцию: два одинаковых подрамника накладываются один на другой, между ними находятся спиральные пружины; холст, несущий живопись, укрепляется гвоздями на дальнем от холста подрамнике, растягивается и «сидит» на ближнем подрамнике. Сжатие пружин между подрамниками регулируется винтами – чем больше сожмешь пружины, тем больше будет щель между подрамниками и тем сильнее натянется полотно. Конструкция подрамника была хороша, но у нее обнаружились два дефекта: подрамник в целом получился довольно толстым, состоящим из двух тонких подрамников и пружинного зазора; при креплении картины с таким подрамником в обычную раму гвозди, закрепляющие картину, сжимали оба подрамника, и натяжение ослабевало. Следовательно, для такого подрамника требовалось и особое закрепление его в раме. Но эти дефекты я обнаружил позднее, когда картина уже была у меня дома. Итак, реставрация портрета идет полным ходом. Недели через две Шахов сообщает мне, что при расчистке оборота холста четко выявилась подпись известного живописца Франции Ж. Б. Грёза, выполненная довольно крупными буквами черной масляной краской, и дата написания картины. Для меня это не было неожиданностью. Я предполагал, что на обороте холста должна быть или подпись, или фамилия изображенного лица. Принимаем решение дублировать картину на стеклоткань. Через несколько месяцев Шахов закончил реставрацию. Открылся очаровательный портрет мальчика – свеженького, с розовыми щечками, одетого в черный камзол. В это время в ГМИИ им. Пушкина готовилась выставка работ реставраторов СССР. В Москву привезли наиболее значительные картины, отреставрированные и даже спасенные нашими мастерами. Борис Михайлович попросил у меня разрешения включить Грёза в экспозицию. На выставку были приглашены иностранные реставраторы, и потому этикетки на картинах были на двух языках – на русском и английском. На этикетках было описано, как реставрировалась картина, в какой последовательности. Я долго хранил этикетку к Грёзу на английском языке. Около Грёза всегда было много иностранной публики. Их удивляло, что такая серьезная картина, произведение такого крупного и дорогого мастера находится в частном собрании. Иностранцев Грёз интересовал со всех точек зрения – и как прекрасное произведение искусства, и как пример тех новшеств в реставрации, которые применил, работая над картиной, Шахов. Картин Грёза в СССР было много – только от одного князя Юсупова осталось 18 работ этого плодовитого мастера. Но Грёз есть Грёз, и находка новой работы художника – это не только событие в жизни самого коллекционера, но и его вклад в сокровищницу мирового искусства. Как портрет мальчика принимали на комиссию, как определяли цену картины – я не выяснил. Важно то, что работа осталась в СССР, а ведь она могла быть вывезена за границу.