Жан Франсуа Рафаэлли (Раффаелли)
(Jean Francois Raffaelli) (1850-1924).
Вид моста перед Нотр-Дам.
Масло, холст.



БЫВАЕТ И ТАК!

Обычно комиссионный магазин картин на Арбате я посещал ежедневно. Это был своего рода клуб коллекционеров живописи, собирались там и те, кто коллекционировал предметы прикладного искусства. Любители картин стояли группами в большом зале, а «прикладники» обычно встречались в малом, где был отдел фарфора. Магазин был небольшим, он занимал одноэтажное здание вблизи ресторана «Прага». Картины висели во всех залах, а также стояли по стенам большого зала на своеобразных стеллажах на высоте десяти-пятнадцати сантиметров от пола. В витринах под стеклом лежали акварели и картины без рам. После того, как в подсобном помещении магазина набиралась приличная по количеству партия картин (это происходило раз в дней десять-двенадцать), директор магазина вызывал так называемого цензора – молодого человека из Третьяковки по имени Леша Ковалев, который работал реставратором. Леша Ковалев просматривал «товар» и то, что ему казалось заслуживающим внимания музейных работников, откладывал и в продажу не пускал. Все остальное шло в торговый зал. Наиболее интересные картины западной школы осматривали работники ГМИИ им. Пушкина, русской – работники ГТГ. Музейные работники в свою очередь тоже сортировали картины: достойные экспозиции вещи откладывали для закупки музеями, а хорошие полотна выпускали в продажу, проставив на торговом ярлыке штамп: «Без права вывоза за границу». И только оставшиеся картины поступали в общую продажу. Наши таможенные власти позволяли в то время вывозить за границу только те картины, к которым прилагался торговый ярлык с описанием полотна и не было клейма «Без права вывоза за границу». На торговом ярлыке указывался размер картины и краткое ее наименование. Подменить картину, конечно, было возможно, но все же такая «операция» была сопряжена с определенными трудностями: опытный таможенник, мало-мальски разбирающийся в живописи, подмену мог легко обнаружить. Однако человек, искушенный в живописи и вопросах реставрации, мог вывезти за рубеж практически любую картину. Способов для этого было много. Имели место случаи, когда для перевоза картин через границу их дублировали одну на другую в несколько слоев: хорошую картину закрывали при дублировке плохой. На ценном полотне можно «нарисовать» сюжет картины, указанный в торговом ярлыке. Причем это – наипростейший вариант. По идее, на границе все картины должны проверяться не по ярлыкам, а по качеству – человеком, знающим живопись и технологию реставрации. ... В 1966 году я в течение недели отсутствовал в Москве и не был в комиссионном магазине. Когда вернулся, жена мне объяснила, что «выброска» картин была три дня назад и все более или менее приличные вещи уже давно раскуплены. Коллекционеры обычно заранее знали день «выброски» картин в продажу – когда Леша Ковалев подпишет акт и картины вынесут в торговый зал. Все приличное и доступное по цене тут же выписывалось и покупалось. Собственно, этот процесс и назывался «выброской». Однако я все же подъехал на Арбат – взглянуть хотя бы на остатки от последней партии картин. Экспозиция мало изменилась, и меня ничто не привлекло. Я решил осмотреть так называемый «хлам», то есть картины, которые стоят вдоль стен магазина штабелями и их цена колеблется от 15 до 50 рублей. Это довольно утомительное занятие всегда отнимало у меня около часа времени – подобного «хлама» всегда было множество. Я перебрал картины, но все это были старые, известные мне вещи, которые уже давно лежали в магазине. Бросить осмотр на середине нельзя – а вдруг где-нибудь затерялась интересная новая картина? Приходится осматривать все. Уже заканчивая осмотр, я обнаружил довольно большую, величиной с метр, на мой взгляд, интересную картину. На ней был изображен собор Нотр-Дам со стороны Сены. Живопись несколько напомнила мне импрессионистов. Картина была покрыта грязью, ее основательно затерли и обшарпали. Стоило полотно 30 рублей, и продавалось оно с правом вывоза из СССР. Интуитивно чувствую, что картина – интересная... Покупаю. Дома вооружаюсь увеличительными очками и начинаю осмотр. Устанавливаю следующее: – картина в «девственном» состоянии, рука реставратора ее не касалась; – подрамник нерусской работы; – написана на тонком французском холсте; – слева – небольшой прорыв; – на углах холст настолько обшарпан, что светится насквозь; – в правом нижнем углу холста, под слоем грязи и лака, едва просматривается подпись «J. F. Raffaelli». Просматриваю картину под ультрафиолетом. Записей и следов починки нет, то есть мое предположение, что картина «девственна», подтверждается. Монографии по Раффаелли у меня дома нет, есть лишь отрывочные сведения о художнике. Но мне известно, что это довольно крупный и модный французский мастер и, кажется, друг Дега. Знаю также, что Раффаелли был близок к импрессионистам. На другой день в библиотеке Третьяковской галереи я изучил монографии по Раффаелли и узнал, что: – «Нотр-Дам» художник писал несколько раз; все картины примерно одинакового размера и близки к размеру купленной мною картины; – «Нотр-Дам», похожий на приобретенный мной, находится в «Метрополитен-музее» в Нью-Йорке, в Бельгийской национальной галерее, варианты картин – в крупных западных частных собраниях. Они отличаются друг от друга содержанием переднего плана: художник изменял фигурки, а второй и третий планы оставлял без изменений; – в одной из монографий воспроизведены варианты «Нотр-Дама», но похожего на свой я не обнаружил; не нашел я и в других монографиях воспроизведения моей картины; – «Нотр-Дам» был написан Раффаелли в те годы, когда он был самым «светлым» художником Франции. Так, шутя, окрестил мастера Игорь Грабарь после того, как художник от темных землистых тонов перешел к светлым и радостным. Похоже, что моя картина написана именно в «светлый» период творчества Раффаелли. Итак, судя по всему, найдена одна из самых капитальных работ Раффаелли. Шутка сказать – подобный вариант украшает «Метрополитен-музей» в Нью-Йорке! Это хотя и молодой музей, но американцы приобретали для него только шедевры, об этом знает весь мир. Кому же отдать реставрировать картину? На семейном совете решаем этот вопрос в пользу Суровова Ивана Петровича, очень добросовестного мастера. В последние годы он наблюдал за моей коллекцией и реставрировал отдельные вещи. Сказав «на семейном совете», я не оговорился. Дело в том, что в это время моя старшая дочь Татьяна, окончив Московский университет, стала мне помогать, опираясь на научные знания. Дочь окончила Исторический факультет и получила специальность искусствоведа. Правда, специализировалась она по русской школе, диплом писала о творчестве крепостного мастера Ивана Аргунова, но ей хватало знаний и по западной школе живописи, так как росла она практически среди картин. Жена же прошла со мной бок о бок большой, двадцатидвухлетний путь коллекционера, и ее советы всегда были кстати. Суровов взял картину в руки, посмотрел и сказал: – Капитальная, прекрасная вещь! Договариваемся, что с ней делать – дублировать, расчищать и так далее. Подрамник решили оставить родной – он был хорошим, со средником, без перекосов. Жду несколько месяцев. Иван Петрович постоянно информирует меня, как продвигаются дела. Я в это время изучаю творчество Раффаелли и ищу сведения о своей картине. Возможно, что она как-то была отмечена в печати, а возможно, была репродуцирована? Как она попала в Россию? Вопросов – море. Работы Раффаелли есть в Эрмитаже, ГМИИ им. Пушкина и, кажется, в Саратовском и Киевском музеях. «Нотр-Дам» – безусловно, лучшая работа художника из всех, что находились в Советском Союзе. Лучшая еще и потому, что написана в «светлый» период творчества мастера. Но меня постоянно мучила мысль: как получилось, что такая картина могла пролежать две недели в подсобке магазина и три дня в зале и никто, никто не обратил внимания на шедевр творчества Раффаелли?! Куда же смотрели наши искусствоведы, выбрасывая эту вещь за 30 рублей в общую продажу?! Где были коллекционеры? Неужели цена картины отталкивала их и они посчитали увиденное действительно хламом? Спустя год в Советский Союз приехал один из руководителей английской антикварной фирмы «Кристи» господин Ченз, и я показьшал ему свои картины, которые сотрудники Министерства культуры отобрали для продажи за границей. В основном это были второстепенные картины, не представляющие художественной ценности для нашей страны. Объединение «Новоэкспорт» продавало эти картины за рубеж, получая нужную государству валюту; нам же, коллекционерам, платили советскими рублями по оценке комиссии Министерства культуры. Подобные сделки были выгодны нашему государству, и их широко рекламировали среди коллекционеров Москвы, Ленинграда и других городов. Ченз был специалистом по продаже картин, он хорошо знал западный рынок и слыл великолепным знатоком живописи. Мы быстро нашли общий язык, хотя я не знал английского, а он – русского. Я показал ему фотографию картины «Нотр-Дам» и указал размер картины. Он обрадовался, подумав, что ему отдадут полотно для продажи в Англии. Я тут же достал вторую фотографию, на которой был изображен аналогичный «Нотр-Дам», но из Нью-Йорка, и объяснил ему, что одна картина находится в СССР, а другая – в «Метрополитен-музее». «Нотр-Дам» из американского музея Ченз хорошо знал. Я спросил его, за сколько можно продать нашу картину? Он назвал такую огромную сумму, что я не поверил. Я догадывался, что картина стоит дорого, но о такой сумме даже не мог подумать. Ченз, увидев мою реакцию, пояснил мне: – «Нотр-Дам» выставлен в «Метрополитен-музее», и любой солидный американский коллекционер почтет за счастье приобрести вариант картины. И будет говорить, что, мол, в США таких картин две – одна у меня, а вторая в музее Нью-Йорка. О, я очень хорошо изучил, как образуются цены на аукционах! Если хотите, я эту картину очень хорошо продам. Этот разговор заставил меня взгрустнуть. Ведь картина валялась в магазине с правом вывоза ее из СССР... Какое счастье, что никто из иностранцев ее не купил и картина случайно была спасена! ... Суровов отреставрировал полотно прекрасно. Открылся прелестный вид с берега Сены на Нотр-Дам. На переднем плане на берегу Сены появились две человеческие фигуры и лошадь в водовозной упряжке. Водовоз с черной окладистой бородой ведет беседу со скромной парижанкой в красном платочке, рядом стоит его повозка. На втором плане – мост через Сену, а вдали – громада собора. Интересно было и то, как эта картина оказалась в комиссионном магазине. Это поучительный рассказ. Ее сдавали на комиссию дважды. Первый раз, летом, картину принимал директор магазина Игорь. Он посмотрел ее и сказал: – Картина в плохом состоянии, стоит она 25 рублей, но сейчас я не могу ее принять. Отдел затоварен, приносите картину осенью. Когда он ушел в отпуск, настойчивая хозяйка картины принесла ее вновь. Заместитель директора Раиса Ивановна Месхи оценила картину также в 25 рублей. Но хозяйка хотела получить такую сумму на руки. На том и порешили, оформив картину за 30 рублей. Бывает и так!